Я уронила руки.

– Где он сейчас?

– Сестры его обмывают, а потом, как вы и просили, отнесут в палату для новорожденных.

Я кивнула.

– А Канта? Как она?

Доктор перевел взгляд на батик со слоном и погонщиком, висящий на стене позади меня.

– Внутренние органы не пострадали. От инфекции даем лекарства. Но… я не хотел говорить, миссис Агарвал настояла. – Доктор Кумар уставился на свои руки. – Она не сможет иметь детей. Ее организм перенес тяжелейшую травму.

Ох, Канта. Я схватилась за грудь, чтобы успокоить сердце.

– Все-таки ваши лекарства лучше моих трав, доктор Кумар. Ни одно из моих снадобий не помогло ей сохранить ребенка.

– Без вашей помощи она вообще не смогла бы зачать.

Вошла медсестра, протянула доктору чашку чая. Он отдал ее мне, попросил принести еще одну.

– Пейте, миссис Шастри. Пожалуйста. У вас измученный вид.

Я с благодарностью взяла чашку.

– Я еще не привыкла к высокогорью. Мы ехали сюда по такому серпантину… теперь я понимаю, почему люди предпочитают поезд.

– Рад, что вы добрались благополучно. – Он уставился на свои ботинки.

Медсестра принесла чашку горячего чая, отдала доктору. Под глазами у него набрякли мешки: он тоже всю ночь не спал.

– Я хочу вам кое-что показать. – Доктор Кумар провел меня по коридору. Через двойные двери мы вышли в сад. Здесь, в Гималаях, солнце было ближе и такое нестерпимо яркое, что я зажмурилась. Глаза не сразу приспособились к свету, но наконец я, прищурясь, разглядела окружающие нас розовые розы, голубые гибискусы и оранжевые бугенвиллеи.

По садовым дорожкам в сопровождении родных и медсестер гуляли пациенты, кутаясь в шали от раннесентябрьской прохлады.

Доктор Кумар обвел сад рукой, в которой держал чашку.