Стратегия войны раскрывается прежде всего через образы маршала А. М. Василевского, главнокомандующего советскими войсками на Дальнем Востоке, и маршала Р. Я. Малиновского, командующего Забайкальским фронтом, — на действиях этого фронта автор сосредоточивает основное внимание: по этим дорогам проходил тогда он сам. Рассказ о советских маршалах, их военных судьбах ведется от третьего лица, а боевая жизнь в низовых подразделениях — от первого лица — лейтенанта (впоследствии старшего лейтенанта) Петра Глушкова. Следует попутно заметить, что подобный прием чередования героев-рассказчиков характерен для творческой манеры Смирнова, так написаны, в частности, повесть «Барханы» и роман «Эшелон».

Подавляющее место в «Неизбежности» отведено рассказу Глушкова, точнее, рассказу от имени Глушкова. Своеобразие этого героя и в том, что на страницы «Неизбежности» он «пришел» вполне сложившейся личностью: с ним читатель основательно познакомился уже в «Эшелоне», события которого связаны с войной на западе. Но в новом романе он не просто информатор происходящих на Дальневосточном театре военных действий, а характер развивающийся, обретающий в ходе выполнение своего воинского долга новые идейно-нравственные качества. В плане художественном Петр Глушков — самый выпуклый образ романа, больше других удавшийся автору.

В «Неизбежности» много картин многокилометровых маршей, что достаточно оправдано и верно отражает своеобразие той войны, когда стремительность движения войск нередко становилась сестрой победы. Это картины маршей по голой степи, песчаной пустыне под беспощадно палящим солнцем, целыми часами без глотка воды: места бевродные, а доставлять воду на самолетах — дело непростое, тем более что авиация должна подвозить горючее для танков, самоходок, автомашин... «Раскаленная земля, раскаленное небо. Воздух обжигает легкие, дышать невмоготу. Металл обжигает пальцы, если невзначай дотронешься до автомата. Кажется: сквозь подошвы песок и галька жгут...» Это земля Монголии. Достоверность описанного, думается, подтвердит каждый участник тех событий.

Такие марши уже сами по себе подвиг, подвиг выносливости, воли, мужества. А тут еще, до подхода к Большому Хингану, — воздействие врага с воздуха, на самом же Хинтане — сопротивление самураев, засевших в хорошо оборудованных дотах в труднодоступных проходах.

Жизненный и нравственный опыт автора, его цепкая память войны помогли воссоздать во всей трепетности эпизоды и сцены встреч китайского населения с Советской Армией. Трудящиеся Китая видели в наших солдатах освободителей. Чувства и помыслы их были искренни. Эпизоды и сцены эти не просто дань истории, в них правда о гуманизме Советского государства; добрые дела не исчезают бесследно, даже если злые силы прикладывают руку к тому, чтобы предать их забвению...