Я кивнула. Мне стало все ясно, все как есть.

Каюсь, телефон звонил, а я не подошла, не сняла трубку. Не хотелось изворачиваться ради Гоги, даже как-то страшно было: вдруг это звонит Капочка, что же я скажу ей? Правду нельзя, а врать зачем? И ради кого?

Один раз телефон звонил особенно настойчиво, я так и не подошла. Гога выскочил из своей комнаты, постучал мне в дверь:

— Анюта, что же ты?

— Отстаньте, — ответила я. — И не стучите, я занята…

— Телефон, — сказал он и замолчал, наверно, потому, что телефон тоже замолк.

Не говоря больше ни слова, я выбежала на улицу.

«Вернутся мама и папа, мы непременно поменяемся, — думала я, идя на работу. — Не хочу больше жить с ними в одной квартире. И бабушка, я знаю, тоже не хочет…»

После работы я должна была пойти в госпиталь. Я знала, в госпитале я встречусь с Капочкой, может быть, это она и звонила.

Так и вышло: не успела я дойти до палаты, как она догнала меня в коридоре.

— Как, приехал?

Я промолчала, не нашлась сразу что ответить.

— Не ищи слов, — продолжала Капочка, она слегка задыхалась, словно взбиралась на высокую гору. — Я знаю, что приехал. Я звонила, он подошел, это был он, я узнала сразу…

Я опять ничего не сказала в ответ. Да и что могла я сказать?

Несколько мгновений Капочка смотрела на меня. Потом тихо произнесла:

— Хорошо, пусть будет так…

И, неслышная, как всегда, мгновенно прошелестела мимо. Только ее и видели.

Мне суждено было встретиться с нею еще раз. Поздно вечером бабушка позвонила мне:

— Анюта, через двадцать минут встреть меня, пожалуйста…

Примерно раз в месяц, а то и два раза бабушка ездила навестить свою старшую больную сестру, которая жила далеко от нас, в Богородском, рядом с заводом «Красный богатырь». Когда-то тетя Евлалия (у нее было такое вот редкое имя) работала на заводе, там же ей дали комнату, в которой она теперь доживала свой век вместе со стариком мужем, и бабушка, хотя и сама была сильно немолода, почитала своим долгом непременно когда-нибудь ездить навестить обоих больных стариков.