Он все молчал, не зная, что ответить, потом спросил:

— Ирочка дома?

Валя улыбнулась:

— Вы про Ирочку тоже знаете? Дома Ирочка, где же ей быть? Спит вон…

Лошаков вспомнил о своих ребятах: то-то, наверное, заждались его, как же они обрадуются, когда свидятся с ним…

А Валя между тем все продолжала спрашивать:

— Как он, скажите? Не ранило его? Он писал, что все у него хорошо, что скоро дома будет. Как думаете, правда скоро?

Он низко опустил голову, боясь встретиться с нею взглядом.

Выручила Ирочка. Проснувшись, она некоторое время рассматривала Лошакова, потом спросила:

— Где же папка?.. Куда ты его спрятал?

Слова она произносила так же, как отец, отрывисто, слегка картавя: казалось, у нее во рту легко перекатывается круглый шарик. Лошаков молча погладил ее по недлинным шелковистым волосам.

— Ложись, дочка, — сказала Валя, чуть отвернувшись от Ирочки, словно бы ей было тяжело глядеть на нее. — Слышишь, пора спать…

— Хорошо, — согласилась Ирочка, характером она, должно быть, тоже удалась в отца, покладистого и добродушного от природы. Покорно легла, светлые волосы разметались по подушке, а в глазах сна ни капельки. — Когда папка приедет?

Лошаков нагнулся над кроваткой:

— Скоро, Ирочка. А теперь спи, слышишь, что мама сказала?

Валя посмотрела на Лошакова, и вдруг ей все стало ясно. Резко побледнела, так, что карие глаза ее внезапно показались совершенно черными, без малейшего просвета.

— Когда?.. — всего лишь и спросила.

И он решился, рассказал о том, как это все случилось. Было тихо в комнате, только слышалось сонное, ровное дыхание Ирочки…

Он ушел, но еще долго стоял на улице, глядя на окно, в котором горел огонь лампы. И хотя Лошакова ждали дома, хотя сам всю дорогу не чаял, когда-то свидится со своими, он все медлил, вглядываясь в окно, будто ждал какого-то условного знака.

…В тот декабрьский вечер было необычно, не по-зимнему тепло, таял снег, лужи глянцевито поблескивали при свете луны. Комбат вышел из КП, споткнулся, угодил прямехонько в лужу.