Но если таким образом несобственность является противоречивой, то происходит это только потому, что она не была оставлена как простая определенность. С собственностью дело обстоит так же, если ее разложить на моменты. Единичная вещь, составляющая мою собственность, тем самым приобретает значение чего-то всеобщего, закрепленного, постоянного; но это противоречит ее природе, которая состоит в том, чтобы быть употребленной и исчезнуть. В то же время она считается моей, что́ признают все другие и исключают себя из участия в ней. Но в том, что я признан, содержится, скорее, мое равенство всем – противоположность исключения. – То, чем я обладаю, есть некоторая вещь, т. е. некоторое бытие для других вообще, для одного лишь меня оно совершенно общо и неопределенно; то, что я ею обладаю, противоречит ее всеобщей вещности. Собственность, таким образом, противоречит себе во всех отношениях точно так же, как и несобственность; каждой из них присущи эти оба противоположные, друг другу противоречащие моменты единичности и всеобщности. – Но каждая из этих определенностей, будучи просто представлена как собственность или несобственность, если не вдаваться в дальнейшее развитие, столь же проста, как и другая, т. е. не противоречит себе. – Мерило закона, присущее самому разуму, подходит поэтому одинаково хорошо ко всему, и тем самым оно фактически не есть мерило. И было бы даже странно, если бы тавтология, закон противоречия, признаваемый для познания теоретической истины лишь в качестве формального критерия, т. е. в качестве чего-то, что совершенно равнодушно к истине и неистине, значили больше для познания практической истины.