Разве вы не замечаете ужасающего роста интернациональной прогрессивно-коммерческой культуры во всех областях искусства, где проявляется гений (т. е. квинтэссенция народного духа). Рост книгоиздательств, единственная цель которых — нажива, централизация книжного и музыкального дела в одних руках, так что некоторые литературные и музыкальные предприятия становятся чуть ли не интернациональными, вместе с тем страшное падение литературных нравов, продажность прессы, понижение уровня критики и все большая ее гегемония в вопросах творчества, выступление на арену творчества сомнительных господ, наконец, фабричное производство идей и фальсифицированные гениальности… <…>

Вырастает ужасная цензура в недрах этих предприятий: переводится, рекламируется и распространяется только то, что угодно королям литературной биржи; выпускается на эстраду только то, что угодно королям биржи музыкальной, а их идеал — интернациональное искусство, одинаково доступное и понятное интеллигентному плебисциту всего мира, равно оторванному и от здоровой земли народной, и от верхов умственной аристократии…

«Проштемпелеванный» (т. е. прошедший сквозь цензуру «биржевиков») интернационализм с пафосом провозглашается последним словом искусства морально шаткой и оторванной от почвы критикой. А духовно отравляемые интеллигентные массы всего мира наивно продолжают верить, что в этой бирже в и этом хаосе понятий совершается таинство служения культуре.

Кто же эти посредники между народом и его культурой в мире гениев? Кто стремится интернациональной культурой и модерн-искусством отделить плоть нации от ее духа так, чтобы плоть народного духа стала бездушна, и дух народный стал бесплоден? Кто, кто эти оско-пители? Странно и страшно сказать, но приходится. Это — пришлые люди; обыкновенно оторванные от той нации, в недрах которой они живут; количество их увеличивается, а влияние критики и культурных начинаний увеличивается в обществе; главарями национальной культуры оказываются чуждые этой культуре люди; не понимают они глубин народного духа, в звуковом, красочном и словесном выражении. И чистые струи родного языка засоряются всякого рода безличным эсперанто из международных словечек, и далее: всему оригинальному, идущему вне русла эсперанто, бессознательно (а иногда и сознательно) объявляется бойкот. Вместо Гоголя объявляется Шолом Аш, провозглашается смерть быту, учреждается международный жаргон, точно так же, как наряду с Бетховеном фигурирует Мейербер, наряду с Врубелем — Матис<с>. Сила интернационализма в том, что: 1) во всех странах Европы идет последовательное завоевание всех тех областей, где наиболее мощно выражается индивидуальность культур, т. е. завоевание областей искусства, 2) рать критиков и предпринимателей в значительной степени пополняется однородным элементом, вернее, одной нацией, в устах интернационалистов все чаще слышится привкус замаскированной проповеди самого узкого и арийству чуждого национализма: юдаизма.