В советскую эпоху эти горьковские установки безукоризненно выполнялись. В центре Москве даже существовал большой книжный магазин, специализировавшийся на презентациях и продаже такого рода литературы. Продавались там так же переводные книги еврейских советских писателей. Что же касается истории русской литературы ХХ в., то в ней навсегда остался заметный «еврейский след». Известен он сегодня главным образом под собирательным названием «Одесская школа», к которой относят русских, еврейских и русско-еврейских писателей[210] эпохи «Серебряного века» и 1920-х годов, которые, так или иначе, были связанны по жизни с одесской субкультурой. Поскольку многие из них печатались в горьковском товариществе «Знание», а сам Максим Горький принимал участи в литературной дискуссии об «Одесской школе» в начале 1930-х годов, мы вкратце коснемся этой темы.

В эпоху «Серебрянного века» Одесса являлась третьей культурной столицей России. Еще до Революции Бабель писал:

Одесса очень скверный город. Это всем известно. Вместо «большая разница» там говорят — «две большие разницы» и еще: «тудою и сюдою». Мне же кажется, что можно много сказать хорошего об этом значительном и очаровательнейшем городе в Российской Империи. Подумайте — город, в котором легко жить, в котором ясно жить. Половину населения его составляют евреи, а евреи — это народ, который несколько очень простых вещей очень хорошо затвердил. Они женятся для того, чтобы не быть одинокими, любят для того, чтобы жить в веках, копят деньги для того, чтобы иметь дома и дарить женам каракулевые жакеты, чадолюбивы потому, что это же очень хорошо и нужно — любить своих детей. Бедных евреев из Одессы очень путают губернаторы и циркуляры, но сбить их с позиции нелегко, очень уж стародавняя позиция. Их и не собьют и многому от них научатся. В значительной степени их усилиями создалась та атмосфера легкости и ясности, которая окружает Одессу. Одессит — противоположен петроградцу. Становится аксиомой, что одесситы хорошо устраиваются в Петрограде. Они зарабатывают деньги. Потому что они брюнеты — в них влюбляются мягкотелые и блондинистые дамы. И вообще — одессит в Петрограде имеет тенденцию селиться на Каменноостровском проспекте. Скажут, это пахнет анекдотом. Нет-с. Дело касается вещей, лежащих глубже. Просто эти брюнеты приносят с собой немного солнца и легкости. Кроме джентльменов, приносящих немного солнца и много сардин в оригинальной упаковке, думается мне, что должно прийти, и скоро, плодотворное, животворящее влияние русского юга, русской Одессы, может быть (qui sait?[211]), единственного в России города, где может родиться так нужный нам, наш национальный Мопассан [БАБЕЛЬ].