<…>

Когда я подчеркнул, прощаясь, что ещё в самом начале он был одним из тех немногих в среде русской интеллигенции, которые поняли смысл нашего движения[310], он дважды повторил: «Я свое отношение к вам не изменил» [АГУРСКИЙ — ШКЛОВСКАЯ. С. 498–500].

Как можно судить по имеющимся в биографической литературе сведениям — см.[ХАЗАН (II). Т. 1. С. 69–70]:

Доброе отношение к Рутенбергу Горький выражал не только в словах. Он принимал живое участие в семейных делах своего палестинского друга. В письме от 22 сентября 1930 г. речь идет об одном из сыновей Петра Моисеевича — Евгении, биологе по специальности, о планируемой им поездке из СССР в Германию и связанных с этим трудностях: «Не писал Вам, дорогой П<етр> М<оисеевич>, так долго потому что Ек<атерина> Пав<ловна> <Пешкова> приехала только 20-го. О делах и положении Евгения она осведомлена весьма подробно и думает, что его едва ли выпустят за рубеж. Суть в том, что брат из Берлина пишет ему: „Плюнь на все и следуй моему примеру“, — советы эти, конечно, известны начальству. Далее: сам Евгений — по словам Е<катерины> П<авловны> — „капризничает и зря раздражает людей“. У него „засланы“ куда-то документы и разные бумажки, высланы они были на место, где он жил, а он жил не на одном месте, и документы гуляют, ищут его. Их — тоже ищут. Евгению предлагают получить документы, он — требует подлинники. Он намерен ехать в Гамбург, работать на биостанции. О том, чтоб его выпустили, хлопочет Марья Федоровна и еще кто-то. Е<катерина> П<авловна> тоже, конечно, не отказывается хлопотать (я — тоже). Здесь она проживет до 15 октября. Вот — все, что могу сообщить — пока».

Доброе отношение к Рутенбергу Горький выражал не только в словах. Он принимал живое участие в семейных делах своего палестинского друга. В письме от 22 сентября 1930 г. речь идет об одном из сыновей Петра Моисеевича — Евгении, биологе по специальности, о планируемой им поездке из СССР в Германию и связанных с этим трудностях:

«Не писал Вам, дорогой П<етр> М<оисеевич>, так долго потому что Ек<атерина> Пав<ловна> <Пешкова> приехала только 20-го. О делах и положении Евгения она осведомлена весьма подробно и думает, что его едва ли выпустят за рубеж. Суть в том, что брат из Берлина пишет ему: „Плюнь на все и следуй моему примеру“, — советы эти, конечно, известны начальству. Далее: сам Евгений — по словам Е<катерины> П<авловны> — „капризничает и зря раздражает людей“. У него „засланы“ куда-то документы и разные бумажки, высланы они были на место, где он жил, а он жил не на одном месте, и документы гуляют, ищут его. Их — тоже ищут. Евгению предлагают получить документы, он — требует подлинники.