Епископ Арваций покинул Адватуку Тунгорум и направился в другой римский город – Траектум ад Мозам (лат. «Переправа через Мозу», т.е. через реку Маас – нынешний нидерландский Маастрихт), которому было суждено стать через 100 лет после гуннского «потопа» резиденцией епископа вместо Тонгра. Там он, измученный горячкой (лихорадкой), «преселился от тела» (Григорий Турский), т.е. отдал Богу душу, был омыт и, по староримскому обычаю, похоронен возле самой столбовой (т.е. отмеченной милевыми, или, по-нашему, «верстовыми», столбами) дороги. Теперь уже никто не сомневался в приближении великих бедствий. Однако гунны «со товарищи», конечно, превзошли своей свирепостью все ожидания несчастных галло-римских христиан (да и язычников). Жители Адватуки и окрестностей пытались всеми способами умилостивить нагрянувших врагов, предлагая им пищу, питье и заложников, в качестве гарантии своих мирных намерений и готовности и впредь снабжать войско захватчиков всем необходимым.

Однако гунны принялись убивать заложников самыми разными способами. Они отняли у молящих о пощаде граждан все имущество, вешали отроков за вытянутые у них из бедер жилы (или, по другой версии – за детородные члены) на деревьях. А более 200 отроковиц предали особо жестокой смерти: привязали их за руки к конским шеям (каждую девушку – к шеям двух коней) и со всей силы принялись стегать коней. Взбешенные кони рванулись в разные стороны, разорвав девственниц в клочья (совсем как в прошлом – росомонку Сунильду и в будущем – царицу франков Брунгильду). Других они уложили на колеи, выбитые в дорожном покрытии колесами повозок, закрепили их кольями (вероятно, вбив их в ступни или же в ладони жертв) и раздавили их тяжело нагруженными возами с поклажей, дробившими несчастным кости. Тела замученных отроковиц варвары бросили в поживу хищным птицам и зверям…

По правде говоря, о столь мучительных и изощренных пытках можно прочитать во многих житиях христианских мучеников. Гунны, народ всадников, вся сила которых была в быстроте, по идее, не должны были тратить драгоценное время на столь изощренные процедуры. Прекрасно понимая, что «время – деньги» (в буквальном смысле слова). Раз-два, «секир-башка», «римский жена у гуннский муж, однако, грязный не бывает», девку поперек седла – и дальше поскакали. Но Григорий обвиняет в совершенных воинством Аттилы (возможно, в отдельных случаях) зверствах не самих «кентавров», а их союзников-турингов. Чья исключительная, запредельная жестокость, намного превосходящая «нормальный» уровень позднеантичного зверства, надолго сохранилась в памяти уцелевших.