Современные ученые, судящие о происшедшем задним числом, с более чем 1500-летней временной дистанции, отказывают гуннскому владыке в качествах гениального полководца и дальновидного политика. Не учитывая происшедшего в те летние дни 451 г. на Лигере под стенами города Аврелиана. То, что решение Аттилы основывалось на результатах гадания, нисколько не уменьшает его важность. Для «Бича Божьего» шаманы, скачущие в летнюю жару, как царь Давид перед ковчегом, и гадающие по жилкам на костях, были тем же, что для христианских армий – священные реликвии, хоругви и иконы, сопровождавшие их много сотен лет в походах и сражениях. Если учесть, что слово «шаман» является искаженным санскритским словом «срамана» («святой»), разница покажется не столь большой…

Что происходило по другую сторону «фронта», у Аэция и Теодориха, не вполне ясно. Торисмунд, сын царя готов, вроде бы, успел принять участие (притом весьма активное) в снятии осады с Аврелиана. Вообще же контингенты и союзники противников Аттилы начали, похоже, стали собираться и готовиться к форсированию Лигера не сразу, а постепенно. Причем меньше всего спешил преследовать начавших организованное отступление гуннов Аэций со своими «римскими орлами».

Гунны, сняв осаду с чудом не доставшегося им города Аврелиана, отходили (не испытывая сильного давления со стороны преследователей) на северо-восток, сначала – в район Трикассия. Аттила не торопился. Чтобы дать всем контингентам своего разноплеменного войска успокоиться, передохнуть и вновь поверить в свои силы, оправившись после «конфузии» у стен Аврелиана. Гуннский царь якобы, проявив редкую для полководцев и властителей самоотверженность, собственноручно спас вдову, бросившуюся в реку с детьми, не дав бедняжке утонуть.

Вероятно, «Бич Божий» не преминул издать «приказ по армии» примерно следующего содержания:

Сейчас, когда нам предстоит пройти все пройденные нами земли в обратном направлении, массовое восстание местных крестьян было бы для нас крайне нежелательным, если не гибельным. Итак, не доводите их до крайности.

Через Трикассий, богатейший город епископа Лупа, гунны прошли, «не прихватив с собой и курицы» (как гласит местная легенда). Правда, сам епископ сопровождал «видимых бесов» в качестве заложника, о чем была поставлена в известность его паства. И трикассийцы понимали: если они вздумают напасть на гуннов, которых на этот раз застать врасплох не удастся, затруднив этим убийцам, грабителям и насильникам отступление, первым погибнет их епископ Луп, пресвитер Дурокаталауна.