Катерина съёжилась на лавке у растопленной печи. Вроде и лето и печка греет, а всё равно холодно! Испугалась за этого идиота очень! Страшно, когда от твоих слов зависит жизнь человека. Тем более жизнь друга, ну, наверное, бывшего друга. Да, он сделал гадость, можно сказать предал её. И до визита в его комнату Катерина была уверена, что больше никогда в его сторону и не посмотрит, но Степан умирал, и вроде уже и не так важно стало его глупое поддакивание тому чванливому парню, было важно помочь. А потом Волк привёз её в терем, чтобы она согрелась и успокоилась, и она вспоминала и думала, что столько всего было пройдено вместе! Как он прикрывал её, иногда даже старался утешить, как рвался из рук стражников, когда её волокли чтобы отравить дымом горного дурмана. И всё? Это всё забыть, выкинуть? Как теперь быть?
– Кать! – Степану страшно было даже окликнуть её. А ну как закричит, прикажет убираться!
– Что ты здесь делаешь? – Катерина не оборачиваясь смотрела в огонь.
– Пришел поговорить. Прости меня! Я дурак! Я сам не знаю, что на меня нашло и почему я Никитосу морду сразу не набил за то что он нёс.
– Потому что сам такой когда-то был, – неожиданно сказала Катерина.
– Ну, да. Наверное. Да, – Степан вздохнул. – Но теперь-то… Прости!
– Знаешь, я была уверена, что не захочу тебя видеть больше никогда в жизни, – Катерина задумчиво смотрела в огонь.
– И всё равно спасла меня. Спасибо тебе!
– Нет, тебя Кир спас. Это он позвонил мне и сказал, что с тобой беда. Волк говорит, что при побратимстве принятом в Лукоморье, такое бывает. Так что его благодари.
– Я уже. Я с ним говорил только что. Кать?
– Чего тебе?
– Ты когда меня оттуда вытягивала сказала, что я другом был. Это значит, что теперь уже нет? Кать?
– Что ты хочешь-то от меня? По голове тебя погладить, спасибо сказать за всё то, что ты там нёс? Мочалки и аборигены тоже имеют пределы терпения, – Катерина возмущенно обернулась и ахнула. – А ты почему такой? Что опять случилось-то?
– А, это… Это я шёл, – вид у Степана был сильно побитый.
– Со второго этажа вниз?
– Нет, об забор. Не помню сколько раз, – Степан хмуро рассматривал половицы.
– Какой-то странный у тебя маршрут получился… – Катерина вздохнула. Куда-то испарилась и злость и ярость. Да, дурень. Да, обидел. Оскорбил, можно сказать. Ну, вот и что с ним делать? Жалко даже как-то стало. – Болезный, об какой забор-то?
– А, там… – Степан махнул рукой назад. – Который стоит. Наверное …
Катерина рассмеялась первой. А потом посерьёзнела. – Я тебя очень прошу, не делай так больше. Очень обидно и больно было. Наверное, как тебе об забор.