— В каком смысле?

— Ему наплевать, хорошо это или плохо, абсолютно наплевать! Скажут ему, пойди пырни ножом вон того человека и отними у него деньги, он это сделает глазом не моргнув, лишь бы у него была уверенность, что его не поймают. И сделает это не потому, что он жестокий, а просто так, просто он не видит разницы между добром и злом. В свое время, прежде чем погрязнуть в наркомании, знаете, о чем он мечтал?

— Понятия не имею.

— Сбежать на Запад. А почему, как думаете?

Боян глядит на меня так, словно ждет ответа, хотя ничуть не сомневается, что я и в этом случае промолчу.

— Как-то раз, слышу, Апостол ему говорит: «Надо работать, пользу приносить! Работай, и все тут... А вот я не желаю работать. Я хочу жить как мне заблагорассудится. Жить и не приносить никакой пользы». А Пепо: «Так можно жить только на Западе». — «И там нельзя, — возражает Апостол. И там надо пользу приносить». — «У них по крайней мере гангстером можно стать», — говорит Пепо. «Я не хочу быть гангстером», — отвечает Апостол. «А я хочу. Это как раз то, что мне нужно... Америка — страна неограниченных возможностей!.. Особенно для гангстера. Есть банки, оружие, есть мощная мафия... Страна неограниченных возможностей!» 

— И давно у него такие мысли?

— А он с детства такой паскудник. А как его лупили... Может, потому стал осторожным. Пепо реалист. А тот фантазер. Точь-в-точь как Дон-Кихот и Санчо Панса. И с виду они такие же: Апостол — как жердь, а Пепо — коротышка, но сбитый, крепкий малый.

— А ты давно знаешь этого Апостола?

— Да, он жил в доме напротив, мы с ним в одном классе учились.

— И он был такой же, как Пепо?

— Нет. Я бы не сказал. По-моему, он парень неплохой, он скорее...

— «Несчастное существо», — подсказываю я.

— Именно. В начальных классах его считали дурачком, а когда стал расти и вытянулся как жердь, над ним без конца насмехались, а так как язык у него острый, в карман за словом он не лез и никому спуску не давал, то постоянно возникали раздоры. Бывало, не один, так другой ввернет ему: «Каланча безголовая» или «Твой отец был пьян в стельку, когда тебя делал».

  Боян посматривает на меня, чтобы убедиться, не наскучило ли мне и не слишком ли он мельчит. Этот парень, который вначале показался мне таким молчаливым и скрытным, в действительности любит поговорить и, судя по всему, достаточно впечатлителен, чтобы стать журналистом, хотя я ничего не понимаю в журналистике и понятия не имею, что для этой профессии главное.

  Но так как я продолжаю сидеть с непринужденным видом на обветшалом сине-зеленом диване, молодой человек продолжает свой рассказ: