Очевидно сходство такого представления о «литве» с воззрениями, проявившимися и в других русских памятниках этого времени. Однако, есть основания полагать, что такое воззрение сложилось на псковской почве самостоятельно, на основе более ранней традиции, возникшей в годы осады Пскова Стефаном Баторием[1466]. В пользу этого говорит полное отсутствие в псковских рассказах такого мотива, как желание навязать русским людям свою латинскую веру. Все устремления поляков сводятся к желанию «обладати таким великим государством», «разорити Московское государство»[1467].

Абстрактный образ «поганого» захватчика оживляется несколькими деталями лишь в рассказе летописи о Лисовском, войско которого стояло под Псковом в 1611 г. Лисовский фигурирует в нем как «лютый тать и разбойник», награбивший со своим войском «многое множество… злата и сребра и жемчуга», не гнушавшийся и ограблением монастырей. Другая черта Лисовского — коварство. Не сумев обманом захватить Ивангород, Лисовский восклицает: «Ни в коем граде русском не могоша узнати моего многоразличнаго коварства, а этот город я не сумел захватить»[1468]. Совпадение высказываний о Лисовском в «Сказании» Авраамия Палицына и в псковской повести «О смятении и междоусобии и отступлении пскович от Московского государства» говорит за то, что в данном случае в наших источниках, вероятно, отразились конкретные впечатления от контактов с этой неординарной личностью.

Главным летописным памятником, запечатлевшим события Смуты, стал «Новый летописец», сохранившийся, как и сочинение Палицына, во многих десятках списков. Исследователи не пришли к единому мнению о том, кто конкретно был составителем этого произведения, но, по общему мнению, это сочинение, созданное в окружении патриарха Филарета ок. 1629 г., отражало официальный правительственный взгляд на события Смуты.

Из всех памятников Смуты «Новый летописец» содержал наиболее полное и последовательное описание событий, происходивших в эти годы. В этом отношении он в определенной степени превосходит даже такое крупное произведение, как «Сказание» Авраамия Палицына. Хотя и в этом произведении нетрудно обнаружить ряд высказываний о поляках, как «еретиках» и «захватчиках», но автор гораздо более сдержан в оценках и высказываниях.

Примером может служить та часть «Нового летописца», в которой говорится о выдвижении Лжедмитрия II и действиях его войск. Об инспирирующей роли поляков в выдвижении Самозванца автор ничего не пишет и лишь отмечает приход в его войско «литовских людей» без каких-либо комментариев. При этом объективно отмечаются успехи этого войска, после которых Лисовский «сдела для своей славы курган велий»[1469]. Тема «поругания» святынь затрагивается в этой части в подробном рассказе о разорении Ростова, где говорится, что «раку же чюдотворцову Леонтьеву златую сняша и розсекоша по жеребьем, казну же церковную всю пограбиша… и церкви Божиа разориша», но при этом отмечено, что виновниками этого разорения стали перешедшие на сторону Самозванца жители Переяславля-Залесского — «не от литовских людей есть большее разорение, но от своево народу християнсково»[1470].