Парижский мэр Петион, бывший в короткой дружбе с жирондистами и впоследствии к ним причисленный и вместе с ними осужденный, находился, вследствие своей должности, больше в сношениях с парижскими агитаторами. Он обладал большим спокойствием, наружной холодностью, которую враги принимали за тупость, и честностью, которую сторонники превозносили до небес и даже поносители никогда не оспаривали. Народ, который всегда дает прозвища людям, его занимающим, называл своего мэра Петион-Добродетель. Мы уже упоминали о нем по случаю поездки в Варенн, а также о том, как двор отдал ему предпочтение перед Лафайетом, когда оба были кандидатами в парижские мэры. Двор думал подкупить его, и нашлись бессовестные люди, которые обещали устроить это. Эти люди потребовали деньги и оставили их себе, не попытавшись даже подступиться к Петиону с предложениями, невозможными при его всем известном характере. Радость двора, думавшего найти себе опору и подкупить народного сановника, длилась недолго: двор весьма скоро убедился, что его обманули и добродетель его противников не так продажна, как он воображал.

Петион один из первых разделял убеждение, что инстинкты короля, родившегося с неограниченной властью, не могут измениться. Он был республиканцем еще тогда, когда никто не помышлял о республике, и в Учредительном собрании он был по убеждению тем, чем Робеспьер был по злобности нрава. При Законодательном собрании Петион еще более убедился в неисправимости двора; он уверил себя, что двор призывает иностранцев, и, будучи республиканцем сначала по системе, он сделался им ради общественной безопасности. С этой поры он, по собственным словам, стал помышлять о новой революции. Он останавливал бестолково направляемые движения, но потворствовал толкам и, главное, старался согласовать их с законами, которые строго соблюдал и не был согласен нарушать до последней крайности.

Хотя в точности неизвестно, насколько Петион участвовал в готовившихся движениях и советовался ли со своими друзьями жирондистами с целью им благоприятствовать, можно сказать по его действиям, что он не сделал ничего, чтобы препятствовать этим движениям. Уверяют, будто он в конце июня побывал у Сантерра вместе с Робеспьером, Манюэлем (прокурором-синдиком коммуны), Силлери (бывшим членом Учредительного собрания) и Шабо (бывшим капуцином, ныне депутатом); будто последний говорил речь секции Кейз-Вен и сказал, что собрание ее ждет. Верны или неверны именно эти факты, однако не подлежит сомнению, что сходки случались, и невероятно, если судить по их известным убеждениям и последующему поведению, чтобы поименованные личности задумались присутствовать на них.