Петион

Наконец 30 июля марсельцы прибыли. Их было пятьсот человек, в том числе самые буйные, экзальтированные головы. Барбару поехал встречать их в Шарантон. По этому случаю был составлен новый план с участием Сантерра: собрать все предместья под предлогом встречи марсельцев, затем в стройном порядке отправиться на площадь Карусель и без шума стать на ней лагерем, пока собрание, хотя бы временно, не низложит короля или он сам добровольно не отречется от престола. Этот план нравился филантропам народной партии, которые хотели совершить переворот без кровопролития. Однако он не удался, потому что Сантерр не смог собрать своего предместья и встретил марсельцев с небольшим количеством людей. Сантерр тотчас предложил им обед, который был подан на Елисейских Полях. В тот же день и в тот же момент группа гвардейцев и других лиц, гражданских и военных, преданных двору, обедали близ места, где давался обед в честь марсельцев.

Этот обед, конечно, не мог быть задуман умышленно: ведь марсельцам обед предложили экспромтом, потому что первоначально замышлялся вовсе не пир, а восстание. Однако было невозможно, чтобы столь близкие соседи столь противоположных убеждений мирно окончили свой обед. Чернь стала оскорблять роялистов, которые стали защищаться; патриоты, призванные на помощь черни, начали драку. Она продолжалась недолго. Марсельцы обратили своих противников в бегство, одного убили и нескольких ранили. В одну минуту смятение овладело всем Парижем. Федераты ходили по улицам и срывали со встречных кокарды из шелковых лент, на том основании, что они должны быть шерстяные.

Несколько беглецов в крови пришли во дворец, где были ласково приняты и окружены весьма естественным попечением, так как там на них смотрели как на друзей, сделавшихся жертвами своей преданности. Дежурные гвардейцы рассказали об этом народу, может быть, с преувеличением, и это дало повод к новым слухам и новой ненависти к королевскому семейству и придворным дамам, которые, как говорили, утирали своими платками пот и кровь раненых. Сочинили даже, будто эта сцена была подготовлена, и это сделалось поводом нового обвинения против дворца.

Парижская национальная гвардия тотчас же просила об удалении марсельцев, но трибуны ее освистали, и петиция была оставлена без внимания.

Среди этих-то обстоятельств в народе распространили манифест, который был приписан герцогу Брауншвейгскому и оказался подлинным. Мы говорили выше о поручении, данном Малле дю Пану. Он от имени короля подал мысль о манифесте и составил текст документа, но эта мысль скоро была искажена. Манифест, пропитанный кобленцскими страстями и подписанный именем герцога, был напечатан и разослан так, чтобы опередить прусскую армию. Приводим этот документ целиком.