Четырнадцатого числа новая депутация коммуны является в Законодательное собрание и требует декрета касательно чрезвычайного судилища, причем объявляет, что если декрет еще не дан, то ей поручено дождаться его. Депутат Гастон, сказав этой депутации несколько строгих слов, удаляется. Собрание продолжает отказывать в чрезвычайном судилище и ограничивается тем, что препоручает расследование преступления 10 августа существующим судам.

Это известие повергает Париж в сильное волнение. Секция Кейз-Вен является в Генеральный совет коммуны и объявляет, что предместье Сент-Антуан ударит в набат, если требуемый декрет не будет дан немедленно. Генеральный совет посылает новую депутацию и во главе ее – Робеспьера, который начинает говорить от имени муниципалитета и обращается к депутатам с самыми дерзкими намеками. «Спокойствие народа, – говорит он, – зависит от наказания виновных, а вы между тем ничего для этого не сделали. Вашего декрета недостаточно. Он не объясняет свойств и размеров преступлений, подлежащих наказанию, ибо упоминает только о преступлениях 10 августа, тогда как преступления врагов революции простираются гораздо позднее 10 августа и дальше Парижа. При помощи такого поворота сам изменник Лафайет уклонился бы от ударов закона! Что касается формы суда, народ не может долее терпеть ту, которую вы сохранили. Двойные инстанции причиняют бесконечные проволочки; притом все прежние власти подозрительны. Нужны новые; нужно, чтобы требуемый суд был составлен депутатами, выбранными из секций, и имел право судить виновных полновластно и безапелляционно».

Эта грозная петиция показалась еще жестче от тона Робеспьера. Собрание ответило парижскому народу адресом, в котором отвергло всякую мысль о чрезвычайной комиссии и безапелляционном суде как недостойную свободы и приличную единственно деспотизму.

Эти разумные доводы не произвели никакого действия, а только усилили раздражение. Во всем Париже только и стало речи, что о набате, и на следующий день один представитель коммуны явился в собрание и заявил: «Как гражданин, как должностное лицо, назначенное народом, я пришел объявить вам, что сегодня в полночь ударит набат и барабан забьет тревогу. Народу наскучило ждать мщения. Берегитесь, чтобы он сам не расправился. Я требую, чтобы вы, не поднимаясь с мест, постановили, что от каждой секции будет назначено по одному гражданину для составления уголовного суда».

Эта угрожающая речь возмутила собрание и в особенности депутатов Шудье и Тюрио, которые сделали посланцу коммуны резкий выговор. Однако начались прения, и предложение коммуны, активно поддерживаемое наиболее пламенными членами собрания, было превращено в декрет. Избирательному собранию назначено было сойтись для избрания членов чрезвычайного судилища. Разделенное на два отдела, оно должно было судить окончательно и безапелляционно. Это стало первым опытом революционного суда, первым сокращением форм правосудия из духа мщения. Этот суд назвали судом 17 августа.