По его настоятельным советам и жалобам исполнительный совет отозвал Келлермана и послал на его место Бернонвиля с несвоевременным поручением взять Трир в холодное время года, среди страны бедной и настроенной враждебно. Исполнить это с успехом можно было лишь одним способом: следовало в самом начале идти между Люксембургом и Триром, пока Кюстин двинулся бы туда же вдоль Рейна. Тогда можно было разбить пруссаков, еще не оправившихся от урока, полученного в Шампани, и соединиться с Дюмурье, который был бы уже в Кельне.

Таким образом, Люксембург и Трир, которых не было возможности взять силой, пали бы от голода и недостатка помощи. Но Кюстин упорно продолжал свои набеги, Мозельская армия осталась на своих зимних квартирах, и уже не время было идти против этих крепостей в конце ноября. Бернонвиль представлял все эти доводы, но на Кюстина нашел стих завоеваний, притом хотелось наказать трирского курфюрста за его отношение к Франции – и Бернонвиль получил предписание попытать счастье в атаке. Что он и исполнил с таким рвением, как будто одобрял эту экспедицию. После нескольких блестящих и упорных сражений он вынужден был всё же отступить в Лотарингию. Вследствие этого Кюстин почувствовал себя на берегах

Майна в опасности, но не хотел, отступая, признаться в своей опрометчивости и держался на занятом им пятачке без всякой основательной надежды на успех. Он поставил во Франкфурте гарнизон из 2400 человек и, хотя этого было совершенно недостаточно в открытом городе, среди раздраженного несправедливыми поборами населения, приказал коменданту держаться. Сам же, засев в Хаймбурге, немного ниже Франкфурта, гордился своим упорством.

Итак, вдоль Рейна ничего положительного не совершалось. А со стороны Альп Монтескью, который, как мы видели выше, вел переговоры со Швейцарией и старался в одно и то же время вразумить и Женеву, и французское правительство, вынужден был эмигрировать. Против него издали обвинительный декрет: он будто бы скомпрометировал достоинство Франции, допустив в конвенции статью, по которой французские войска должны были удалиться, и в особенности выполнив эту статью. Монтескью искал убежища в Женеве, но за успех начатого им дела ручалась его умеренность, и, пока его отдавали под суд, с Женевой заключили сделку на основаниях, им же указанных. Бернским войскам пришлось отступить, а французские разместились по квартирам в условленных границах. Франции обеспечивался драгоценный нейтралитет Швейцарии, и одна из окраин французской державы была отныне защищена от опасностей на несколько лет. Однако эту значительную услугу не признали – отчасти благодаря наговорам Клавьера, отчасти вследствие глупой обидчивости самого генерала.