По окончании кампании следует подвести итог. Нужно, чтобы наши ассигнации, основанные на новом распределении имуществ, принимались в завоеванных странах и круг их расширялся вместе с принципами, которые породили их; нужно, наконец, чтобы исполнительная власть послала комиссаров договориться с этими временными администрациями, побрататься с ними, вести счета Республики и начать надлежащий по декретам секвестр. Не надо полуреволюций! Всякий народ, который не будет согласен с тем, что мы здесь предлагаем, станет нашим врагом и будет заслуживать соответствующего обращения. Мира и братства желаем всем друзьям свободы, войны – подлым приверженцам деспотизма. Мир хижинам, война дворцам!»

Эти предложения были немедленно утверждены декретом и приведены в исполнение на всех завоеванных землях. В Бельгию тотчас же отправили якобинцев, выбранных исполнительной властью. Временные администрации составлялись под их влиянием, и они же толкали к самой крайней демагогии. Простой народ, подстрекаемый ими против среднего сословия, производил ужаснейшие беспорядки. Это была та же анархия 1793 года, только во Франции она вводилась постепенно, четырьмя годами смут, а там разразилась вдруг, без малейшего перехода от старых порядков к новым. Проконсулы, облеченные властью почти неограниченной, сажали в тюрьмы, конфисковали имущества, крайне огорчали несчастных бельгийцев, весьма привязанных к своему вероисповеданию, отнятием у церквей драгоценной утвари, а главное – подали повод к значительным хищениям. Созвали нечто похожее на конвенты, долженствовавшие решить судьбу каждой области, и под их деспотическим влиянием присоединение к Франции стало результатом подачи голосов в Люттихе, Брюсселе, Монсе и других городах. Это было зло неизбежное и тем большее, что революционное насилие соединялось тут с военной грубостью.

Еще и другого рода раздоры вспыхнули в этой несчастной стране. Представители исполнительной власти имели претензию подчинить себе генералов, находившихся в назначенной им области, и если только эти генералы были не якобинцы, как случалось часто, то это становилось новым поводом к ссорам, которые приводили к еще большему беспорядку. Дюмурье, пришедший в негодование при виде опасности, которой подвергались завоеванные им земли, расстройства армии, ненависти, которая поневоле внушалась бельгийцам, жестко обошелся с некоторыми из этих проконсулов и приехал в Париж, где выказал свое неудовольствие с живостью, свойственной его характеру, и высокомерием победоносного полководца.