Здесь, кстати, познакомим читателей с этим своеобразным краем, отличавшимся столь геройским, упрямым и несчастным населением, едва не погубившим Францию опасной диверсией и, во всяком случае, значительно увеличившим ее бедствия, вызвав крайнее усугубление революционной диктатуры.

По обоим берегам Луары народ сохранил большую привязанность к своему прежнему быту и в особенности к своим священникам и церковным обрядам. Когда вследствие принятия гражданской конституции члены духовенства разделились на два лагеря, последовал настоящий раскол. Неприсягнувшие приходские священники, не признававшие нового распределения церквей, сделались любимцами народа, и когда, лишившись мест, они были вынуждены удалиться, поселяне последовали за ними в леса и стали считать их и себя жертвами гонений за веру. Они стали собираться небольшими шайками, преследовать конституционных священников как непрошенных пришельцев и позволять себе самые безобразные поступки. В Бретани, в окрестностях Ренна, произошли бунты более общие и в больших размерах; поводом явились дороговизна предметов потребления и будто бы угрожавшие вере слова Камбона: «Кто хочет слушать обедню, пусть платит за нее». Однако правительству удалось подавить эти движения на правом берегу Луары, и единственное, чего можно было опасаться, – это сообщения с левым берегом, где образовалось настоящее восстание.

Собственно, на этом берегу, в Анжу, в Верхнем и Нижнем Пуату, вспыхнула знаменитая Вандейская война. Это была именно та часть Франции, на которой всего менее отразилось влияние времени и где это влияние всего менее изменило стародавние нравы. Феодальные порядки там имели совсем особый, патриархальный характер, и революция не только не принесла полезных преобразований, но нарушила самые дорогие, заветные привычки, а потому была принята как гонение. Перелески (Бокаж) и Болото (Маре) – странный край, и нужно хорошо знать его, чтобы понять общество и нравы, которые там сложились. От Нанта и Сомюра, то есть от Луары до песков Ле-Сабль-д’Олона, Люсона, Фонтене и Ниора простирается местность неровная, волнообразная, перерезанная оврагами, ложбинами и множеством живых изгородей, которыми обнесено каждое поле (вследствие чего местность и названа Бокаж, Перелески). Ближе к морю почва опускается, оканчивается соляными болотами и беспрестанно пересекается маленькими каналами, делающими ее почти недоступной и непроходимой. Эта-то местность и названа Маре, Болотом.

Единственное, чем изобилует край, это пастбищами, а стало быть и скотом. Жители сеяли только необходимое для себя количество хлеба и продукцию, получаемую от скота, использовали как меновое средство. Известно, до какой степени не тронутыми цивилизацией остаются народы, живущие таким промыслом. В этих краях сложилось всего несколько больших городов; всё больше встречались местечки в две-три тысячи жителей. Между двумя большими дорогами, ведущими одна из Тура в Пуатье, другая из Нанта в Ла-Рошель, лежит пространство шириной в тридцать лье, на котором в то время были одни только поселки и небольшие деревни. Земля была раздроблена на множество маленьких наделов, приносивших от пяти до шести сотен франков годового дохода; каждое имение арендовалось одним семейством, которое делилось с владельцем продуктами скотоводства. Владельцы имели дело с каждым семейством отдельно и поддерживали со всеми постоянные и простые отношения. В этих поместьях вели жизнь самую незатейливую; на первом месте оставалась охота – вследствие изобилия дичи; господа и крестьяне охотились вместе и одинаково гордились своей ловкостью и силой. Священники вели жизнь самую непорочную и исполняли отеческую роль. Богатство не испортило их и не давало повода к пересудам на их счет. Поселяне охотно подчинялись власти сеньоров и верили словам священника, потому что не видели ни притеснений, ни соблазнов.