Конвент одобряет этот ответ, но Робеспьер хочет говорить в порицание его. Правая сторона этого не допускает. Завязывается свирепая борьба, и шум с улицы и шум в зале сливаются в оглушительный рев и гул. В эту минуту появляются мэр и министр внутренних дел, воображая, как это говорилось во всем Париже, что Конвент осажден. При появлении министра на него со всех сторон начинают сыпаться вопросы о состоянии Парижа и окрестностей здания. Тара находился в затруднительном положении: нужно выбрать между двумя партиями, а это ему сложно, равно по кротости характера и по политическому скептицизму. Так как этот скептицизм вытекал из неподдельного беспристрастия, то было бы большим счастьем, если бы его могли в такую минуту выслушать и понять.

Тара начинает говорить и прежде всего касается причин беспорядков. Первая причина, по его словам, это слух о сходке, собравшейся в мэрии с целью составить заговор против национального представительства. Он повторяет со слов Паша, что это вовсе не было собранием заговорщиков, а всего лишь легальной сходкой с известной целью, и если в отсутствии мэра несколько горячих голов сделали преступные предложения, то, отвергнутые с негодованием в присутствии мэра, эти предложения остались без последствий, в этом еще нельзя видеть настоящего заговора; что снаряжение комиссии для преследования этого мнимого заговора и устроенные ею аресты вызвали настоящие беспорядки; что он не знает Эбера лично и не получал о нем неблагоприятных сведений, а знает его только как автора литературного произведения известного рода, конечно достойного презрения, но напрасно считаемого опасным; что прежние собрания всегда оставляли без внимания отвратительные пасквили, распускаемые против них, и поэтому строгость, выказанная в отношении Эбера, могла показаться новым правилом, притом, может быть, несвоевременным; что Комиссия двенадцати, наконец, состоящая из порядочных людей и искренних патриотов, находится в странном заблуждении и, по-видимому, слишком одержима желанием выказать большую энергию.

Левая сторона и Гора усердно рукоплещут этим словам. Тара, дойдя в своей речи до настоящего положения, уверяет, что Конвент не находится ни в малейшей опасности и что окружающие его граждане исполнены всяческого к нему почтения. Тут один депутат перебивает его и рассказывает, что его самого только что ругали. «Хотя бы и так, – возражает Тара, – мало ли что может случиться с отдельным человеком, но пусть весь Конвент покажется в дверях – и я ручаюсь ему, что весь народ перед ним почтительно расступится, встретит его приветом и послушается его голоса».