Пока в коммуне принимались все эти решения, граждане под звуки набата и с оружием в руках окружали знамя, поставленное перед дверью каждого секционного капитана. Многие из них не понимали, что думать об этих событиях, многие даже спрашивали, зачем их собирают, и ничего не знали о мерах, принятых ночью в секциях и коммуне. Вследствие этого они, конечно, были неспособны действовать самостоятельно и сопротивляться тому, что совершалось бы противно их убеждениям, а потому должны были, не одобряя восстания, поддерживать его своим присутствием. Более восьмидесяти тысяч вооруженных людей ходили по Парижу и послушно следовали за дерзкими властями, принявшими на себя командование.

Одни только секции Мельничного холма, Майль и Елисейских Полей, давно уже высказавшиеся против коммуны и Горы и ободряемые поддержкой жирондистов, были готовы к сопротивлению. Они тоже собрались с оружием и ждали развития событий в положении людей, предвидевших опасность и готовых к защите. Якобинцы и санкюлоты, пугаясь этого настроения и преувеличивая его, бегали по Сент-Антуанскому предместью и кричали, что непокорные секции собираются водрузить белую кокарду и белое знамя и надо бежать в центр Парижа, чтобы остановить роялистскую вспышку. Чтобы возбудить более активное движение, некоторые хотели стрелять из пушки. Эта пушка стояла у Нового Моста, и стрелять из нее без декрета Конвента было запрещено под страхом смертной казни. Анрио приказал стрелять, но комендант поста не послушался, а потребовал декрета. Тогда Анрио послал людей, которые сняли пост, и в ту же минуту грохот пушки слился со звуками набата и барабанной дроби.

Конвент, собравшись с раннего утра, тотчас же потребовал к себе все власти, чтобы узнать, что происходит в городе. Тара, который давно уже был в зале и наблюдал за Дантоном, первым всходит на кафедру и сообщает то, что уже известно всем: в епископском дворце состоялось собрание, оно требует удовлетворения за оскорбления, нанесенные Парижу, и уничтожения Комиссии двенадцати. Едва Тара замолкает, как новые комиссары, величавшие себя «администрацией департамента Сена», появляются в зале и объявляют, что восстание будет нравственным, так как имеет целью лишь получить удовлетворение за все оскорбления, нанесенные городу Парижу. Они присовокупляют, что соблюдается величайший порядок, что каждый гражданин поклялся уважать личность и собственность, что вооруженные секции мирно расхаживают по городу и все власти в течение дня явятся в Конвент выразить свои чувства и предъявить требования.