Во второй половине XVII в. вырисовываются явления, указывающие на усиление царской власти, на постепенное превращение ее в еще более самостоятельную силу, чем в предыдущие десятилетия. Уложение 1649 г. утвердило ряд законодательных норм такого характера. Ограждение личности и достоинства царя занимает в статьях нового кодекса значительное место. Была введена новая особая глава «О государской чести и как его государское здоровье оберегать». Здесь шла речь о смертной казни для лиц, которые замыслят или попытаются осуществить «злое дело» на государя, вознамерятся завладеть Московским государством, сдадут «изменою» город неприятелю.
Особые статьи посвящены борьбе со «скопом и заговором» против царя, пресечению таких действий и в отношении царских администраторов. Жестокие карательные меры предусматривались и за сокрытие дел или мыслей, клонящихся к названным выше категориям преступлений против величества. Согласно закону репрессиям подлежали и члены семей обвиненных. Особо была выделена глава XIV о крестном целовании — присяге на верность государю. Разработанный в 1651 г. текст присяги государю включал все важнейшие положения об охране чести и жизни монарха, о неучастии «в скопе и заговоре» и т. д. Просматривается прямая связь этих законоположений с опытом борьбы против народных восстаний предыдущей поры. Характерна перекличка некоторых норм главы II со статьями, защищающими жизнь отдельных феодалов.
События второй половины XVII в. подтвердили, что накал противоборства сил не пошел на убыль. Крестьянская война под предводительством С. Т. Разина убедила господствующий класс в решимости народа всемерно сопротивляться растущему крепостническому угнетению. Восстания в Москве 1662 и 1682 гг. дали наглядные примеры того, сколь шатким оказывается положение центральной власти, когда у нее под рукой нет организованной военной силы — регулярной армии. Особенно в этом плане предметный урок был подан в 1682 г., когда на некоторое время правительство сделалось игрушкой в руках разбушевавшейся стихии московских стрельцов. Все это заставляло верхи идти по пути укрепления царской власти. Отчетливо эту мысль выразил приехавший в Россию хорват Ю. Крижанич, считавший, что укрепление царской власти и привилегий дворянства может избавить «от домашних простого людства бешеных и нечестных навалов»[81].
На этом пути перед центральной властью стояло немало помех, восходящих к живым следам политической раздробленности страны, к установившейся иерархической структуре общества.
Одним из наследий прошлого было местничество. Замещение государственных должностей осуществлялось по принципу родовитости, знатности происхождения. На этот счет бывший подьячий Посольского приказа Григорий Котоши-хии писал с издевкой: «А иные бояре, брады свои уставя, ничего не отвещают, потому что царь жалует… не по разуму их, а по великой породе». Бесконечные распри на почве «мест» создавали много осложнений в практической деятельности всех звеньев государственного аппарата. Особенно отрицательно это сказывалось в военные годы, когда высший командный состав вместо решения насущных дел нередко занимался выяснением отношений по этой линии, засыпая царя челобитьями. Показателем грядущих перемен в этой области послужил царский указ, запрещающий челобитья по местническим делам во время «свадебного чина» и после царской свадьбы с угрозой смертной казнью[82].