УВЕЩЕВАНИЕ XVII

УВЕЩЕВАНИЕ XVII

Господи, не Твоя ли рука узнается в том, что, как повелел Ты из тьмы воссиять свету[582], так тот, по ком ныне звонит колокол, тот, чьей взор объят тьмой, становится наставником, духовником и епископом для многих и многих, кто внемлет голосу, звучащему в погребальном звоне, — не даешь ли тем самым Ты нам залог бессмертия? Не Твоя ли рука узнается в том, что из слабости восстает сила[583], и, волею Твоей, тот, кто не может встать с ложа, не может пошевелиться, — он входит в дом мой, и в колокольном звоне обретаю я исходящие от него наставления, что указуют мне путь к душевному здоровью и крепости. Боже, Боже мой, раскат громовой — сладостный звон кимвала, а осипший, до хрипоты севший голос — чистозвучное пенье органа, если через них говоришь с нами Ты Сам. Если касается Твоя рука инструмента, то и дряхлый орган звучит чистейшею нотой. Твой голос, Твоя рука причастны звону колокола сего — и в одиноком гуле его слышу я весь оркестр. Слышу Иакова, взывающего к своим сыновьям и говорящего им: соберитесь, и я возвещу, что будет с вами в грядущие дни[584]. Не так ли возвещает мне погребальный колокол: тем, чем ныне стал я, станете и вы в день оный. Слышу Моисея, обращающегося ко мне — взывающему ко всякому, кто внемлет колокольному звону: вот благословение, которым благословляю вас перед смертью своею[585]; и прежде, чем придет к вам ваша смерть, задумаетесь о ней, разглядев свой конец в моей кончине. Слышу пророка, обращающегося к Езекии: сделай завещание для дома твоего, ибо умрешь ты и не выздоровеешь[586]; Он обращается к нам, словно мы принадлежим тому же роду, и говоря о необходимости привести в порядок дела царства, заставляет нас задуматься о смерти. Слышу апостола, говорящего: справедливым же почитаю возбуждать вас напоминанием, что скоро должен оставить храмину сию[587]. Сии слова ? завещание святого мужа, и звон колокола подобен голосу стряпчего, что оглашает волю усопшего, вводя нас в права наследства, — однако должны мы соблюсти условия, выдвинутые завещателем. И поверх всего я слышу слова, что всякий звук способны превратить в музыку, а всякую музыку — в звучание хора ангельского, — слышу слова Самого Сына: пусть не смущается сердце ваше[588], Я иду приготовить место вам[589], с той лишь разницей, что усопший возвещает звоном погребального колокола: я послан приуготовить вас к месту сему, к могиле. Но Боже мой, Боже мой, ведь небеса — слава и радость, почему же тогда о мире горнем напоминает нам то, что славе и радости противоположно, почему самоотвержение и горечь — залог восхождения? В Ветхом Завете ? завещании Твоем народу избранному говорилось о ниспослании ему победы и изобилия, упоминались вино и елей[590], млеко и мед[591], собрание друзей, поражение врагов, сердце, исполненное веселия[592] — и так, ступень за ступенью, восходили верующие к познанию обители успокоения, что приготовил Ты им, через славу и радость мира дольнего восходили к познанию славы небесной. Почему же изменил Ты старинному обычаю и ведешь нас путями новыми — путями повиновения и умерщвления плоти, путями скорби и стенаний, путями, в конце которых — жалкая кончина, а на всем протяжении их — ожидание страданий, взывающих о жалости, когда на страдания других смотрим мы как на ниспосылаемые нам в поучение и принимаем их как наши собственные, еще более растравляя тем душу свою? Или слава небесная не есть лучшее из лучшего, разве есть нужда удобрять почву жизни нашей унынием и унижением, дабы возрос на ней сей цветок и увидели мы всю красу его? Разве слава небесная не есть сладчайшее из сладчайшего, что она нуждается в горечи жизни сей, чтобы обрести вкус истинный? Разве радость и слава в горних — слава и радость лишь в сравнении с тем, что отпущено нам в мире сем? — неужели они не есть самая суть радости и славы, а лишь предстают такими в сравнении с этим миром, где окружает нас уныние и бесславие? Но мне ведомо, Господи: слава и радость небесные — иной природы. Как Ты, Который есть все, не имеешь тварной субстанции, так слава и радость, что с Тобою, не сотворены из того, что подвержено времени и изменчивости: они — сама суть радости и славы. Но почему же тогда, Господи, Ты не положишь начало им здесь, в мире сем? — прости, Господи, мне мою опрометчивость; я, спрашивая, почто не поступаешь Ты так, в глубине души тут же чувствую, что не прав; ибо эта радость и эта слава — сколь могу судить я по себе, — они внутри нас, и они же разлиты повсюду в этом мире; те же, кто не обретают радости в скорби своей, и славы в отверженности, пребывают в страшной опасности, ибо лишатся они славы и радости не только в сем мире, но и в мире грядущем.