УВЕЩЕВАНИЕ XVIII

УВЕЩЕВАНИЕ XVIII

Господи, Господи, если слишком дерзко с моей стороны назвать это рассуждение "Увещеванием", — в Твоей воле смягчить смысл слова сего. Но мной движет жажда познать и в трепете принять Твою истину: пусть для других то, что волнует меня, представляется лишь праздной игрой ума, — дозволь мне спросить, почему Ты запретил служителям Твоим, отправляющим все священные обряды, совершать заупокойные требы и принимать участие в похоронах[612]? Ты не следуешь совету докучному — не нужен Тебе ни совет, ни советчик, — не объясняешь деяния Свои облеченному правом спрашивать, — Ты не допустишь над Собой никакой власти. Почему же дерзаю я подступить к Тебе с вопросом? Всякому обряду можно найти множество объяснений: кто решится сказать, что его объяснение — верно и он истинно постиг смысл, который вкладывал Ты в этот обряд? Мне довольно знать: обычай сей возник в те времена, когда язычники слишком благоговели перед памятью, — почти всегда именно в этом исток идолопоклонства у всех народов: оно берет начало свое в любовном почитании, в ревностном поклонении, в усердном сохранении памяти усопших и их изображений[613]; так по человеческому тщеславию вошли идолы, в мир[614], так статуи и изображения, призванные запечатлеть дорогих покойников, по прошествии многих лет стали почитаться как образы богов: то, что первоначально было лишь изображением друга, со временем стало изображением бога[615], — и вот, по словам мудреца, стали называть божественным дело рук человеческих[616] — дело давней руки[617]. Притом иные авторы даже говорят о сроках, по исполнении которых такие изображения перестают быть образами малых сих и, будучи освящены временем, становятся образами богов — сие происходит через 60 лет после их создания. Эти образы человеков, что жили когда-то, и идолы, изображающие тварей, что никогда не жили, наречены одним общим именем, дававшимся им без разбору: "мертвые" — и поклоняющегося сим истуканам порицает премудрый, ибо кадящий кумирам о здоровье взывает к немощному, о жизни просит мертвое, о помощи умоляет помочь неспособное[618]; или должны мы спрашивать мертвых о живых[619]? — возмущается пророк. Именно здесь таится корень многих зол, здесь причина многих религиозных обрядов, связанных с поклонением мертвым: и именно потому, полагаю я, Ты, Господи, связал первых служителей Твоих запретом как бы то ни было соучаствовать во всем, что касается сего опасного идолослужения, дабы, видя их воздержание от совершения треб по умершим, прочие люди сказали: разве мертвые достойны всех почестей, что мы оказываем им в заблуждении нашем, коли Господь не дозволяет слугам Своим не только прикасаться к телам их, но даже созерцать их[620]. Но опасность сего идолослужения сходит на нет, коль только Ты, Господи, позволяешь нам оказывать мертвым долг милосердия и через то получать в милосердии наставление — наставление, исходящее от усопших наших. Не это ли, Господи, есть освященный Тобою способ, коим можем мы восстановить семя умершему брату своему[621], если я, размышляя о смерти его, рождаюсь через то к лучшей жизни? И вот оно, благословение Рувиму. Да живет Рувим и да не умирает, и да не будет малочислен[622]; да продлится он во многих. И то — проклятие: умирающая — пусть умирает[623]; пусть не соделается блага умирающей: ибо, по словам апостола, сие — бесплодные деревья, дважды умершие[624]. То — смерть вторая[625], если никто не живет жизнью лучшей после смерти моей, научившись тому от моей смерти. А потому — прав ли я, полагая, что содеянное Тобою с египтянами, когда по воле Твоей не осталось во всей стране той дома, где не было бы мертвеца[626], было содеяно, дабы внушить людям сим страх Господень, — страх смертный, ибо говорили они в бедствии, их постигшем: мы все умрем[627]; так смерть других должна научать нас закону смерти. Сын Твой, Иисус Христос, в Писании назван первенцем из мертвых[628]; Он первым восстал из смерти, Он — мой старший брат и наставник мой в науке умирания[629]: при том — я младший брат того, кто только что умер, — младший брат того, кого видел я лежащим в гробу, того, погребальный звон по кому коснулся моего слуха, — любой усопший прежде меня — первый учитель мой в этой школе смерти. И потому сказанное слуге Твоему Давиду женой его, Мелхолой, сказано также и мне: если ты не спасешь души твоей в эту ночь, завтра будешь убит[630]. И если останусь я безучастным к смерти того, по ком звучит сейчас колокол, горька будет мне моя смерть, ибо на пороге ее мне как бы будет отказано в Твоей помощи: ибо сей усопший послан мне, как тот, кто был послан Тобой возвестить Ангелу Сардийской церкви: бодрствуй и утверждай прочее близкое к смерти[631]; через него получаю я духовную поддержку в немощи моей телесной[632]. И что бы ни возвестил Ты мне — будь то сказанное ангелом Твоим Гедеону: мир тебе, не бойся, не умрешь[633], — или объявленное Тобой Аарону: ты умрешь там[634], — равно то укрепит меня — лишь бы Ты сохранил душу мою, готовую уже к исходу смертному, от худшей смерти, от греха[635]. Замврий погиб за свои грехи, в чем он согрешил, делая неугодное пред очами Господними, — погиб во грехе, совершенном, дабы ввести Израиля в грех[636]. В Писании сказано: за грехи, за многие свои грехи, — и тут же добавлено: во грехе, лежащем на нем; за мои грехи суждено мне умереть, когда бы ни пришла смерть моя, ибо возмездие за грех есть смерть[637]; но также суждено мне будет умереть во грехе — во грехе противления Духу Твоему, если не воззову я к помощи Твоей. И разве не требуют от нас особого размышления грозные слова благословенного Сына Твоего, обращенные к иудеям, что отвергли предлагаемый свет, — угроза повторена Им дважды и усилена во второй раз, — ибо сперва сказано: вы умрете во грехе вашем[638], но так как не смутились они и продолжали подступать к Нему с лукавыми вопросами и искушениями, то прибавлено было Им: вы умрете во грехах ваших[639]; и тем усилено сказанное ранее, ибо грехи названы во множественном числе: сказано сперва: во грехе, а затем — во грехах; не значит ли сие, что когда противимся мы Твоей помощи, что ниспосылается нам в последнее мгновение нашей жизни, мы тем самым отягощаем себя всеми грехами, что были нами совершены? И тогда, пренебрегая звоном погребального колокола, который призван донести до меня наставление усопшего, я ввергаю себя в бездну несчастий, обрекаю себя на то, что я, кого Бог живых[640] возлюбил столь много, что за меня умер, — умру, а порождение мое — грех — будет бессмертным; я умру, а червь совести моей не умрет[641].