Те признаки, которые отмечают в больном наши Врачи, и те предположения, которые они строят относительно его смерти или выздоровления, и отмечают, и строят они на основе своего искусства и его правил. Однако у нас нет ни подобных правил, ни какого-либо искусства для того, чтобы строить предположения о духовной смерти и о вечном проклятии умирающего на основании любых признаков, какие мы можем наблюдать в нем: часто мы видим вполне достаточно для того, чтобы горевать, но не для того, чтобы отчаяться; мы можем обмануться и в ту, и в другую сторону. Мы привыкли утешать себя при кончине нашего друга, если все свидетельствует о том, что он уходил из мира как Агнец, то есть без малейшего сопротивления. Но одному Богу известно, не был ли он в это время поражен опасной глухотой и забытьем, и просто не ощущал своего истинного положения. Наш Пречистый Спаситель ужасался и тосковал[880] перед смертью, и душа Его скорбела смертельно[881], и Он находился в борении, так что был пот Его, как капли крови[882], Он взывал к Богу, и вопиял на Кресте. Несомненно, благоверным человеком был тот, кто сказал на своем смертном ложе, то есть на мертвом дерне (ибо он был Отшельником): septuaginta annis Domino servivisti, et mori times[883]? не семьдесят ли лет служил ты доброму Господину, а теперь тебе неохота идти к Нему? но Илариону было неохота. И Варлаам был благоверным человеком (и тоже Отшельником), а он сказал в тот день, когда умирал: Cogita te hodie coepisse seruire Domino, et hodie finiturum[884]. Подумай, что это первый день твоего служения Господу, то есть Его прославления своей Христианской и непрестанной смертью, и если этот первый твой день окажется и последним, как же скоро ты сумеешь получить свою мзду? но Варлаам с удовольствием дожидался бы ее подольше. Не делай же плохих выводов из чьего-либо слишком явного сопротивления смерти, ибо милость Божия действует в эти минуты мгновенно, и часто неощутимо для тех, кто стоит рядом, да и для всех прочих, кроме самого умирающего. И далее, относительно насильственно причиненной смерти, как и тех, кого казнят как преступников, Сам Христос Собственной Своей смертью запретил нам выносить об этом какое-либо суждение; ведь именно такой могла показаться Его смерть: Его причли к злодеям[885], Его казнили как преступника, и наверняка многие из тех, кто сошлись на Его казнь, так о Нем и думали. Что же касается внезапной смерти, то вряд ли мы найдем в Писании много примеров тому, чтобы хорошие люди умирали такой смертью, поскольку смерть в сражении нельзя назвать внезапной; Но Господь ведет нас не примерами, а общими законами: и потому не будем делать плохих выводов и в случае внезапной смерти, так же, как и в случае смерти в душевном расстройстве, хотя бы его сопровождали и какие-то слова сомнения и неверия в милость Божию. Дерево лежит, как упало, это верно; и однако не последний удар был тем, что свалило дерево; вот так же и не последнее слово и вздох определяют качества души. Будем лучше просить себе мирной жизни против насильственной смерти, и времени на покаяние против внезапной смерти, и трезвой и скромной твердости против безумной и безверной смерти, но никогда не будем делать плохих выводов о тех, кого такая смерть сразила; Domini Domini sunt exitus mortis, Господу Богу принадлежат исходы смертные. И Он принял Самсона, который покидал этот мир таким образом (посмотрим ли мы на него в страдательном или в действительном повороте, то есть подумаем ли о его собственной кончине или о тех, кого он убил вместе с собой), который склоняет только к самым суровым заключениям. И однако Дух Святой подвиг Апостола Павла прославить Самсона, включив его имя в великий Перечень[886], и вся Церковь следует ему в этом: наш судный день — это не день нашей смерти: но все течение нашей жизни целиком. Я благодарен тому, кто помолится обо мне, когда зазвонит мой Колокол, но еще больше я благодарен тому, кто обучал меня Началам веры, тому, кто проповедовал мне, тому, кто наставлял меня, как жить. Pac hoc et vives, в этом мое утверждение; уста Господни изрекли это: делай так и будешь жив[887]: но ведь если я и сделаю так, я, тем не менее, неизбежно умру: умру телесной, природной смертью. Но Бог никогда не поминает этого, никогда, как представляется, не имеет в виду этой смерти, телесной, природной смерти. Бог не говорит: живи хорошо, и ты хорошо умрешь, то есть умрешь легкой и мирной смертью: но живи хорошо здесь, и ты будешь жить вечно. Как первая часть этой фразы прекрасно ладит со второй, и не медлит, не запинается после знака Препинания, стоящего между ними, так и добрая жизнь на земле впадает в жизнь вечную, ничуть не задерживаясь на том, каким именно образом мы умираем. Отопрут ли ворота моей тюрьмы смазанным ключом (какой-нибудь ровной и подготавливающей болезнью), или вышибет эти ворота насильственная смерть, или же их подпалит жестокая и бешеная лихорадка, врата в небеса будут у меня, ибо от Господа причина моей жизни и у Господа Бога исходы смертные. Оставим же здесь второе истолкование этих слов, то есть, что исходы смертные суть liberatio in morte, избавление в смерти; попечение Божие о том, чтобы душа спаслась, какого бы рода муки не терпело тело в час смерти.