—

А что вы скажете, Пётр, на то, что христианское учение – очень суровая религия, бесконечно далёкая от того сентиментального образа, что постоянно воспроизводится человечеством?

—

Я скажу больше, – весело ответил Пётр, – врата его узки и узок путь, и лишь немногим суждено пройти его: «уже и секира при корне деревьев лежит, всякое дерево, не приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь». (Матф. III, 10)

—

Неужели дело «всеобщего спасения» так безнадёжно? – Захария, мягко улыбаясь, подталкивал Петра к разговору, явно желая услышать развитие его мыслей. И оно последовало.

—

И да, и нет. В Его учении совершенно ясно сказано, что нельзя освободить, спасти человека принудительно, без его собственного участия. Поэтому, наверное, ни одна фраза не повторяется в Новом Завете столько раз, сколько изречение: «имеющий уши, да услышит», означающее, что далеко не каждый на это способен. А, впрочем, – Пётр как-то очень тепло улыбнулся, – справедливо… и другое, трижды сказанное и обращённое к широкому кругу: «паси овец моих». Это о заботливых пастырях и кротких, послушных овцах, которым так нужно доброе слово.

В это время Петра позвали его друзья, он слегка поклонился, привычным движением поправил очки, сказал: «прошу меня извинить», – и быстро отошёл в сторону. Мы с Захарией молча смотрели ему вслед и не заметили, как подошла мама.

—

Кто этот интересный молодой человек? – спросила она.

—

Насколько я знаю, – ответил Захария, нежно беря маму за руку и внимательно глядя в её уже посветлевшие глаза, – физик-ядерщик.