Не знаю ничего лучше, чем бестелесный, бессловесный разговор в часы одиночества с кем-то из прошлого, кто тебе дорог. Поэтому, наверное, я и подошёл к гравюре Виктора Вильнера «Петербургская новелла», приобретённой мамой на одной из его персональных выставок. Я включил бра и стал смотреть на хорошо известное мне изображение избранных эпизодов из классических произведений Пушкина, Гоголя и Достоевского. Привычно глядя на фигуры людей, мужчин и женщин далёкого века, играющих в карты, неподвижно смотрящих из окон старинных домов, бредущих в тоске и печали по булыжной мостовой вдоль Зимней канавки, обуреваемых страстями, не исчезнувшими и поныне, – мне, сочувствующему и сопереживающему им, становилось легче избавляться и от своих собственных иллюзий и заблуждений. Таково было удивляющее меня каждый раз счастливое побуждение искусства к метаморфозам чувств, его особая очищающая сила.

Весьма обнадёживающим было и то, что чем больше я понимал себя, тем лучше начинал понимать окружающих меня людей (и не только людей!). Именно это сочувственное отождествление себя с другими почти всегда порождало новые отношения, которые превосходили любые конфликты, переводили их на иной, гораздо более высокий уровень, туда, где они, эти прежние противоречия и рассогласования, уже не существовали, теряли свои права. При этом либо заметно увеличивалось или уменьшалось расстояние между участниками противостояний, либо даже приходилось с кем-либо расставаться. В любом случае, более глубокое понимание ситуации, искреннее прощение случайных ошибок, отказ от выяснения отношений на «бытовом уровне», приглашение к честному анализу с соблюдением правил медиации и т. д. – относились уже к «благородным металлам» в сфере общения, хотя бы и появлявшимся в результате переплавки «тьмы низких истин». Радовал и сам факт отсутствия соперников у такого рода отношений в цифровой сфере.

Мне же самому в это время часто открывались скрытые доселе смыслы известных, в том числе «бродячих» изречений. Так, например, в давнем «горячем» высказывании Бл.Августина: «Господи! Если бы я увидел себя, я бы увидел Тебя!» – иногда я тоже начинал улавливать «святую надежду». При этом, мне вовсе не мешало знание того, что сам Августин полагал, – в полном соответствии со взглядами своей эпохи, – Землю плоской, а Солнце вращающимся вокруг неё. Или, например, это многократно озвученное разными людьми удивление: «Неужели на самом деле всегда случается так? Когда ты уже больше не хочешь, или не веришь, или отчаиваешься получить что-либо, – только тогда ты и можешь это получить».