Старуха внимательно разглядывает стоящие перед ней сапоги Скособоченного. Хорошие сапоги.

И снова – через заснеженную пустыню идет состав. В свете фар – вьюжное пятно снега и ветра, сугробы, сугробы…

Проводница со стаканом чая открывает дверь купе:

– Эй, кто чаю-то хотел? Здесь, что ли?

Все ещё спят. Рудольф Майер свешивается с верхней полки, берёт чай.

– Спасибо. Большое спасибо.

– Да ладно.

Проводница уходит. Идёт к печке, моет стаканы. В тамбуре приоткрыта дверь. Пассажиры просыпаются. Поезд замедляет ход.

– Ой, выйдите, пожалуйста, мне одеться нужно! – требует Людмила Игнатьевна.

Проснувшийся Скособоченный шарит рукой свои сапоги. Их нет. Старухи тоже нет. Зато на полу лежат растоптанные женские ботинки со шнурочками.

– Сперла! Ну бабка! Сперла! – радостно заявляет Молодой.

– Как это – сперла? – не понимает бывший владелец сапог. – Как это? Ну, я ей устрою! Дай мне твои ботинки на станцию выйти! – просит он у Молодого.

– Да мне самому надо выйти! Как же я-то буду?

– Ну надо же, ну надо же! – сдерживает смех Людмила Игнатьевна.

– А вы, извините, не выходите? Я бы ваши ботинки надел, а? Мне на станции непременно выйти надо… – искательно обратился пострадавший к Майеру. Майер поморщился, переспросил:

– В чем дело?

– Да, понимаете, старуха тут сапоги сперла, мне бы выйти на станции, позвонить, чтоб задержали, – горячо сказал Скособоченный.

– Надевайте, – без раздражения соглашается Рудольф, и сосед вбивается в его ботинки.