— А он рассмотрит такое предложение?

— Думаю, да. Если оно окажется достаточно заманчивым.

— С двумя Клаттербаками в одной конюшне — вся остальная Кения нас не догонит.

— Ты даже не представляешь, как я буду счастлива. Как это будет правильно, справедливо.

На следующее же утро я послала отцу телеграмму. А через два месяца они с Эммой приехали. Отец постарел, волосы подернулись сединой и поредели, на лице — неизгладимая печать многих тревог и забот, которые ему выпали. Однако я почувствовала, что само его возвращение вдруг возродило во мне что-то давно забытое, угасшее. Когда мы расставались, я была почти девчонкой, подавленной своим неудачным замужеством и трагическим концом нашей жизни на ферме. Прошло почти восемь лет. За это время произошло столько горестей, что все и не перескажешь. Да и не было никакой необходимости рассказывать ему эти истории — печальные или счастливые. Все, что я желала, — это стоять рядом с ним у ворот загона и смотреть, как один из наших жеребцов бежит, показывая себя во всей красе. Работать с ним ради общей цели. Снова стать дочкой — да, да, все это имело огромное значение для меня.

Эмма тоже постарела, конечно. Она не то чтобы стала мягче, но как-то смирилась. Теперь ее присутствие вовсе не раздражало меня, как раньше. Я стала хозяйкой поместья, она же в Мелеле — всего лишь гость. Так что какое мне дело теперь до того, считает ли она меня излишне грубой или своенравной? Теперь ее мнение значило гораздо меньше, чем мое или Мэнсфилда.

Впрочем, Мэнсфилд и Эмма быстро поладили. Они оба любили заниматься садоводством, и вскоре уже можно было увидеть, как они ползают вдвоем на коленках в широких панамах от солнца, обсуждая корневой грибок или поражение листьев. Я же с утра бежала в конюшню — там была моя жизнь!

— А как там было в Кейптауне? — спросила я отца как-то в самом начале, когда он только приехал. Мы стояли, облокотившись на ограду, и смотрели, как один из наших грумов выезжает прелестную новую кобылу по кличке Клеменси.

— Жарко, — ответил он и стряхнул пыль с сапог, потом прищурился, взглянув на солнце. — Высокая конкуренция опять же. Не часто удавалось выиграть.

— Если бы мы не пригласили тебя назад, ты бы остался там?

— Наверное. Но я рад вернуться. Это здорово.

Как обычно, отец не был щедрым на слова и на чувства, но меня это не особенно заботило. Я знала, что он гордится мной и моими достижениями. Я почувствовала это, когда мы стояли рядом и смотрели на широкую зеленую равнину впереди.

— Точно такой же вид открывался с нашей фермы в Нджоро, — сказала я ему. — Немного севернее, но, собственно, все то же самое.