Светлый фон

Илья Берлинский дослужился до старшего начсостава, но не остался военным. В начале 1923 года он демобилизовался из Красной армии. Вначале, казалось, хотел связать свою жизнь с кино (инструктор и зав. киноотделом Промышленной показательной выставки ВСНХ, потом зав. 1-м художественным театром и 4-м кинотеатром Госкино и «по ревизии прокатных пунктов»), но затем перешел в уже известное читателю «Кредитбюро»[1413], где с 1925 по 1930 год работал «зав. отделом взысканий». Видимо, здесь он приобрел первый опыт валютной работы. В 1931 году Берлинский перешел в торговлю, в Мосторг, но занимался там вопросами капитального строительства, транспорта, снабжения. Он готовился к командировке за рубеж: в 1931 году состоял в «резерве Правления Союзпромэкспорта для направления на заграничную работу», но вместо заграницы оказался в Правлении Торгсина.

Берлинский работал в Торгсине с июля 1931 до марта 1933 года, то есть в наиболее напряженный и ответственный период бурного роста его торговой сети и массового голода. Иностранными языками Берлинский не владел, но тем не менее выезжал в кратковременные заграничные командировки, вероятно связанные с импортными закупками. Побывал в прибалтийских государствах, Финляндии, Германии, Франции и Англии. Почему Берлинский ушел из Торгсина, не ясно, но из послужного списка следует, что как раз в момент своего ухода весной 1933 года он получил выговор ЦКК РКИ, связанный с его деятельностью по импортным закупкам для Торгсина. Видимо, купил что-то не то.

После Торгсина всего на несколько месяцев Берлинский вернулся в «Кредитбюро» (зав. наследственно-претензионным сектором), потом два с половиной года (до лета 1936-го) был зам. управляющего во Всесоюзном объединении «Союзмехторг», а затем перешел на работу в Союзснабторг[1414] (управляющий отделения, директор). Здесь его застали массовые репрессии, но он отделался малой кровью: в январе 1938 года бюро Ростокинского райкома ВКП(б) в Москве объявило Берлинскому строгий выговор, по его словам, «за притупление большевистской бдительности, выразившейся в том, что работая совместно и имея личную связь с врагом народа Бошкович[ем], а также имея ряд сигналов о вражеской работе врага народа Ирштейна, не сумел разоблачить их, за то, что не точно указал и не сообщил парторганизации о том, что отец его был мелким торговцем». Личность Ирштейна мне не удалось установить, а вот Бошкович – фигура известная. Он и Берлинский вместе работали замами председателя Торгсина, а потом Бошкович был начальником Берлинского в Союзмехторге[1415]. Строгий выговор Берлинскому был вынесен 24 января 1938 года, через четыре дня после расстрельного приговора Бошковичу. Связь с врагами народа и недоносительство – в период ежовщины таких «преступлений» было достаточно для исключения из партии, ареста, а то и расстрела, но Берлинского лишь понизили по службе, отправили работать на меховую фабрику начальником отдела снабжения. Чем объяснить такой мягкий по тем временам приговор? Возможно, тем, что на момент вынесения выговора Берлинский уже ушел из Союзмехторга и из-под начальства Бошковича, а может быть тем, что коммунисты в бюро Ростокинского райкома проявили человечность. Так или иначе, в марте 1939 года – последняя дата на его партийных документах – Берлинский был жив. С сентября 1938 года он, пересидев смутные времена на меховой фабрике, уже работал руководителем группы в мехторге Наркомторга СССР.