Хотя с Акселем (думал Пирс) этого и не случилось; он часто с ужасом говорил о растлении малолетних, презирал тех, кто признавался в подобных склонностях или находил в них удовольствие, — и даже удивлялся, какая для них в этом радость?

Возможно, и не стоит винить Акселевы гены. Но даже он понял бы эту любовь.

Но как он мог, как. Меньше всего на свете он бы хотел обидеть своего сына. Пирс жевал кончик ручки. Можно ли причинить вред иллюзии? Надо бы поговорить со специалистами. Если и так, то страдать будет только создатель или собственник фантазма (и страдать тем сильнее, чем реальнее станет иллюзия). Это кажется очевидным, и совсем не важно; он не мог ускользнуть от того, что совершил, просто отрицая существование своей жертвы.

Но как же больно, больно, как больно: он хлопнул себя по лбу и засмеялся, чуть не плача: как больно, ведь это Робби все начал, это он подтрунивал над нерешительностью Пирса, это он утром, упершись локтем в подушку рядом с отцом, смотрел на него сверху вниз с открытой довольной богоподобной нежной улыбкой, какой, наверное, еще не улыбался ни один тринадцатилетний ребенок. Пирс лишь согласился: признавая это, он все это бело-голубое утро тщательно обдумывал и продолжал обдумывать последствия своего согласия, сам удивляясь, почему не может остановиться, как будто ему самому снова было тринадцать.

С самого начала все это было в его желании; с самого начала он знал это, но не признавался даже самому себе.

Он подумал — а знал ли об этом Робби, не было ли оно частью его плана, придуманного во время дремы в автобусе или пешего похода через горы. Чем оно было для Робби — естественной склонностью, избытком душевной щедрости, чем? В Сент-Гвинефорте, старой школе Пирса, был парень, для которого совокупление было первым шагом к дружбе, чем-то вроде рукопожатия, объятия, обмена дорогими сердцу вещичками.

Что ж: со временем Пирс узнает.

«Потому что он собирается остаться со мной навсегда, — безоглядно написал он. — Один из родителей его матери недавно умер, другой малость тронутый; так что узаконить его положение будет не так уж трудно, принимая во внимание мое воистину сказочное благополучие. Думаю, ему понравится здесь, вдали от города, я отдам все силы, чтобы воспитать его, может быть, я еще не знаю о некоторых своих возможностях, так я и сделаю, именно так. В любом случае, у меня нет выбора».

Он отложил карандаш, прислушиваясь лишь к родникам, что пробивались в нем, к бурлению несочетаемых возможностей, которые сменяли друг друга помимо его воли. Робби вырастет, изменится. Конечно, так и будет. Несомненно, он полюбит других, и девочек тоже, вполне вероятно, вполне, решил Пирс. Свидания. И может быть, они, вдвоем, больше почти никогда не, вообще больше ни разу.