Он осторожно поднялся и вышел на веранду — закрыть окно. Уперся ладонями в раму: постою немного, пока не успокоюсь, а там и снова спать. И ждал он долго, полый, открытый диким порывам ветра. Но сердце не могло, не хотело успокоиться: и не сразу оно вернулось на место с «дорог в никуда, где тела не отбрасывают тени и зеркала ничего не отражают»[598]. И он не сможет заснуть, пока не пробудится.

Далеко отсюда (не так уж далеко, как мнилось Пирсу, для которого путь казался непреодолимым, но ветер мчался через Делавэрское ущелье, вдоль морщинистой реки, быстро долетев до новой магистрали, где шли огромные грузовики, и вверх в горы) сестра Мэри Филомела проснулась в своей кровати в школе Царицы Ангелов.

С этой полуночной пустошью она прежде не была знакома, если не считать тех дней (уже почти забытых), когда она бессонно маялась болью в животе. Кажется, она очнулась мгновенно, а не восходя по шатким ступеням пробуждения, и на то была причина, но какая, неведомо. Право же, что за буря. Воздух темной комнаты осязаемо зыбился в согласии с ветром снаружи.

Что это? — спросила она у комнаты и ночи. Сидя в кровати и не помня, как села, она перекрестилась и быстро зашептала молитву, а взгляд скользил по комнате, знакомой уже двадцать лет. Вверх к потрескавшейся штукатурке потолка; вниз на стену к распятию и аналою; к ее ступням — надгробным камням под серым одеялом; ныне и в час смерти нашей[599]; через край кровати на пол, где стояли тапочки, где.

Дрожа, не разжимая рук, она медленно, дюйм за дюймом, приподнялась над матрасом — и снова опустилась, ибо у кровати, так близко, что сразу не разглядеть, стоял святой Венцеслав, ее старый, изъеденный червями самшитовый святой, который еще вечером, когда она закрывала глаза, пребывал, как обычно, на комоде.

Сестра Мэри Филомела скользнула к самому краю кровати, нашарила на столике очки и взглянула на святого. На голове корона, в руке скипетр, видна полоска клея на месте давнего слома. Он. Но святой глядел странно, смущенно, даже печально, совсем не как обычно. Она пробежала глазами по серому коврику, креслу, комоду и кружевной салфетке, где Венцеслав еще недавно обретался: вот этим путем он и спустился и встал перед ее постелью — путем невообразимым и тягостным.

Что случилось? — спросила она его негромко и наклонилась к нему, не отпуская рук от кровати. Когда она взглянула на него в упор, стало ясно, что́: она протянула руку и вынула из приоткрытых челюстей старого короля то, что он держал во рту.

Это был ключ. Ветер бился и гремел от чердака до подвала. Холодный медный ключик.