Снег и лютый холод, видимо, овладели всей Европой; глубокие сугробы встали там, где прежде землю чуть примораживало, и снег падал большими театральными хлопьями на средиземноморские города, которые вообще были с ним плохо знакомы, и дети поднимали ладони, чтобы встретить крохотных существ, которые, приземляясь, исчезали. Телеведущие говорили: вероятно, это начало глобального похолодания, может быть, возвращение Малого ледникового периода семнадцатого века, когда Темза вставала каждый год и праздники проходили на льду.

Все было тихо и мягко у Винни на островке и в водах бухты за маленькой пристанью мотеля. Высокая цапля стояла на одной ноге среди меч-травы и спала, засунув голову под крыло. Если бы Пирс поднял голову и выглянул наружу, он увидел бы силуэт на фоне серебристой воды.

Но он лежал без сна на влажной подушке, глядя на квадраты потолка, которые, казалось, строили ему рожи: щербатые головорезы в канотье косятся невесть на что.

Сердце, Джулия, сердце. Уже что-то. Последний волшебный движитель, которого не коснулись перемены, все еще способный на чудеса, Джулия, если ты осмелишься испытать его; но способный творить и ужасное.

Магия — это любовь, Джулия. Любовь — это магия. Разве не знала она этого с самого начала? Лучший сюрприз — тот, о котором ты догадался, о котором знал и все же не ожидал его. Хотя то, что Джулия понимала под любовью, было, конечно, не той ужасной кер, которая осенила крылами Пирса; сердце в ее представлении — вовсе не страшный котел сплетающихся образов, взращенных могущественными меланхоликами-сатурнианцами вроде Бруно.

Бруно — о, как ясно это было теперь, как ясно, — пытался заполучить эту сердечную болезнь, amor hereos, с тайной целью: его личность должен был низвергнуть, изгнать, истребить фантазм возлюбленной, которая станет править вместо него. Вот только его возлюбленной была не женщина из плоти и крови, но богиня Диана: самосозданный образ Вселенной, который породил и сердце, и мозг, и личность. Отточив в эротическом жаре кузни своего сердца образ столь роскошный, столь слепящий, что Бруно ничего не оставалось, как только влюбиться в него, — он собирался пройти через смерть, чтобы заменить этим образом свое собственное сознание: обрести духовное сродство со всей видимой Вселенной, все внутри него и одновременно — вовне, и в его воле. Так он станет богом.

Псих. Запутавшийся псих. Пусть отправляется в Рим и объясняет это инквизиции. Тогда он поймет, где подлинное могущество, в руках какого бога.

Сердце Пирса вновь начало колотиться о грудную клетку ужасными мелкими толчками.