Третье тело было странное. Ивилю даже показалось, что в нем существовало какое-то подобие разума, которое стало сопротивляться, из-за чего голова разболелась так, словно собиралась развалиться на куски. И обозлившийся король, едва это тело покинув, велел скормить его свиньям.

Четвертое продержалось почти десять дней, но на него король все равно не рассчитывал. Оно было слабое, безвольное и почти не умело двигаться.

— Может оставлять их разумными подольше? — задумчиво спросил сам у себя Ивиль, опустив руку. — Лишать разума перед самой заменой, тогда они точно будут поживее.

Вздохнув, он покачал головой.

Когда-то он так и делал, пока одно из тел не возомнило себя наследником. Слишком много мозгов у того мальчишки оказалось, он даже сумел союзников вокруг себя собрать и Ивиль был вынужден подвесить его на главной площади, приказав порезать так, чтобы он истекал кровью долго и успел о многом подумать. Сам король тогда тоже о многом подумал и решил, что лучше лишать разума в детстве, пока щенки клыки не отрастили.

А теперь вот новая проблема. Вырастают какие-то неспособные жить слабаки.

А на троне империи сидит здоровое и очень подходящее тело.

— Императором себя воображает, — мрачно пробормотал король.

Посмотрел в зеркало, в котором отражалась неприятная опухшая физиономия странного цвета, почти желтого, кажущаяся старой-старой, хотя тело было молодо.

— Нужно попробовать, — решил король, отвернувшись от зеркала, и позвонил в колокольчик.

Пришедшему на зов слуге он велел принести инструменты для ритуала вызова. Полюбовался испуганной физиономией немолодого мужчины, неприятно улыбнулся и сказал, что вызывать собирается всего лишь мелкого посыльного. Более крупных сородичей бога и так в мире хватает, от них бы как-то избавиться.

А когда слуга довольно бодро убежал исполнять поручение, опять посомтрел в зеркало и задумчиво сказал:

— Да, время собирать долги. Эти умники думали, что если ничего не брать у бога, то и ничего отдавать не надо, наивные. Я злопамятнее любого бога. И умею заставлять делать должное не хуже.

Сипло посмеявшись, король откинулся на подушки и стал отдыхать. К ритуалу следовало подготовиться. И сейчас он был рад, что для вызова посыльного достаточно зарезать курицу. Потому что на воющую и пытающуюся сопротивляться девицу у него сил не было, не говоря уже о мужчине. Пускай такими жертвами занимаются жрецы.

— Иначе будут сожраны сами, — мрачно сказал король.

Если честно, сейчас ему даже хотелось, чтобы божественная тварь сожрала своих жрецов, ослабла из-за собственной глупости и была сожрана сородичами. И пускай королевство провалится хоть к демонам, хоть в небытие. И единственное, что удерживало короля от приказа зарезать всех жрецов — он все еще хотел жить. По-прежнему хотел жить. Такое вот нелепое желание, самое сильное в его очень долгой жизни. И появлялось оно почему-то всегда именно в тот момент, когда он стоял на грани, которую стоит всего лишь переступить. Но почему-то не переступал, хотя смерти вовсе не боялся.