А вот... бог ты мой, ну надо же.

В разделе городских новостей Пирс увидел небольшую заметку о колледже, в котором некогда преподавал; теперь то время казалось давно изданным и полностью распроданным томом его жизни. Учреждение перешло в руки евангелического сообщества, именуемого «Евангелие речет». Отныне в нем преподавались следующие курсы: «Языки Библии», «Этика и мораль современности», «Археология» (!) и «Земные науки» (!!), «в добавление к полному комплекту, — гласила статья, — предметов по программе колледжа», включая новый вводный курс.

Пирс вскочил со стула, и кипа деловых и спортивных новостей свалилась с его колен.

Колледж Варнавы. Когда Пирс пришел туда работать, это было добропорядочное учебное заведение, требования к поступающим на работу невысокие, а учебная нагрузка большая; потом оно стало пестрым караван-сараем, в котором делали привал странствующие молодые люди, чтобы поизучать астрологию, «новую журналистику»[368], восточные религиозные учения, экологию («Земные науки») и даже ими самими изобретенные предметы. Потом колледж опять видоизменился — на сей раз в сторону консерватизма, — перекрасился, набелился и подштукатурился; но к этому времени Пирс уже спрыгнул за борт, а может, его сбросили. А теперь полюбуйтесь-ка. Новое, христианское руководство объявляет, что, как только оно получит полномочия, состоится посвящение коллектива и студентов Владыке и Наставнику нашему Иисусу Христу. Светскому гуманизму найдется место в других стенах, коих достаточно, но в данном заведении учебный план будет скорректирован. Установлена строгая форма одежды, заявил декан по студенческим вопросам Эрл Сакробоско, новообращенный евангелист. Учреждается также любящий, но бдительный надзор за студентами. Газета цитировала его выступление: «Пришла новая эпоха, и возвращаются старые порядки».

Эрл. Если уж Эрл Сакробоско перебежал, ясно, что они взяли верх, во всяком случае сегодня и в неопределенном будущем. Пирс словно воочию увидел спортзал в Варнаве: зловонный сарай, которого он старательно избегал, битком набит студентами в юбках и при галстуках, а на сцене высится новенький крест. Там теперь не укрыться.

Не мог он этого понять, да и не поверил бы, скажи ему еще недавно, что фанатичная вера и добровольное невежество опять войдут в силу, и не в каких-то новых, диковинных и привлекательных формах, нет, все то же старое вино в мехах ветхих[369]; люди приучают себя верить в совершеннейший бред, как спортсмены приучаются к боли, а солдаты — к кровопролитию. Чего, спрашивается, для — какой силы и радости ради.