— Ну, ты наговоришь, — нахмурилась Нина, — в общем, Сережа, Эсмеральду играю я, и вот кое-что мне нужно от вас дополучить... Дело-то вот в чем... — Она полезла в сумочку.

Оказалось, что танцевать Нина будет с козочкой. Так и полагается по Гюго. Такая козочка есть — рожки у нее золотые. Сейчас козочка заканчивает курс наук в уголке Дурова и дней через двадцать будет готова к выходу. Так вот, ее надо отразить в тексте.

— Ниночка, а зачем вам она? Ну ее, а?

— А вы представляете, как обрадуются раненые, когда увидят козочку, — ответила Нина.

— Ты опять рысь заведи, — серьезно посоветовала ей Ленка, — пусть она пляшет! Что там коза? Без рыси ничего не выйдет! Такая же, ей-богу, психовая, как оба эти друга. Идем-ка умываться! — и она схватила ее за плечо. — Ой, что это?

Из Нининого жакета вдруг вылез Пинька, вскарабкался на плечо, поднялся столбиком и защелкал на Ленку зубами.

* * *

Через месяц мне прислали билет на премьеру, но в тот день я опять дежурил, а потом как-то все получалось так, что уж и рецензии у нас появились, а я все не мог вырвать свободного вечера.

Но однажды в редакцию ночью влетел Владимир. Я только что послал материал в машинное бюро, и у меня оказалась бездна свободного времени — что-то десять-пятнадцать минут, — и я сидел над стаканом чая и мирно поклевывал носом — в это время он и влетел.

— Ты спишь? — спросил он удивленно и, подойдя к окну, распахнул его. — А на улице-то какая благодать! Вставай, проводи меня. Твоя шинель?

Глаза у него блестели, от него пахло «крымской розой», а вместо галстука чернел бантик-бабочка. Я никогда его не видел таким и поэтому даже перепугался.

— Стой, стой! У меня же работа! Что такое случилось? Э-э, брат, да ты в подпитии! Все сестра просвещает! Здорово! Где же это вы так?..

Он сел и улыбнулся в пространство.

— Я только расстался с Ниной.

— Ну и что же?

Он вдруг вскочил.

— Слушай, да ведь это талант! Талантище! О ней кричать надо! Что вы пишете: «Молодая талантливая актриса создала обаятельный образ уличной танцовщицы»! Ну что это такое? Дай большие заголовки! Подбор! Полосу с ее портретами! Через два года все народные будут перед ней ничто! Когда Арбенин уносит ее на плече с эшафота, зал ревет! Что ты смеешься? Я говорю — зал стонет.

— Хорошо. Что ж она, и танцует и поет?

— И она танцует, козочка танцует, и у козочки рожки золотые. Ах, Нина! Я теперь всю ночь не усну! — Он вскочил и забегал по кабинету.

Я посмотрел на него и засмеялся.