Нина молчала.
— Ведь он же скот, пошляк! — тоскливо продолжал он, и на глазах у него даже выступили слезы. — Это же нелепость, что в нем есть? Желтые ботинки да шляпа?! И она отлично понимала это!
— Ты с ней встречался накануне? — спросила Нина не глядя.
Он кивнул головой. Она протянула руку и взяла чайник, налила себе полстакана черного горького отвара, выпила его, как спирт, одним глотком.
— Ну что ж, — сказала она очень спокойно, обдумывая каждое слово, — конечно, виноваты перед ней мы все. Вот она даже никого из нас перед смертью не захотела увидеть. Понимаешь, значит, каким судом она нас всех осудила.
Он молчал. Она отодвинула стакан и встала.
— Но разве в нас было дело? Ох, Николай, ты же совсем не понял Ирины. Я помню, как она после одного очень тяжелого собрания о дисциплине подошла ко мне и сказала: «Все это хорошо, Ниночка, но что делать, если я хочу счастья у себя в квартире, а не на сцене, рядом с бутафорией и подвесом. Так неужели я этого не заслужила?» Странный вопрос для красивой, талантливой, молодой женщины, правда? И оказалось, нет, не заслужила — человека она выбрала мелкого, дешевого, этакого Актера Актерыча с великолепной дикцией — помочь он ей не хотел, да и не мог бы, кинулась она к другим, а те такие же — и вот получилось — искала счастья, а нашла разбитое корыто. К кому же пойти? К матери? Так та умеет только плакать да давать умные советы, вроде: «Девочка, помни, каждый кузнец своего счастья» или «Жизнь — это борьба, девочка». К нам? Но у нас другие интересы, нас она и близко к себе не подпускала, коллектив был для нее чужой. А в душе ямина — начала ее заполнять одним, другим, третьим. Научилась пить водку, посещать рестораны, вот с тобой где-то познакомилась. Но вам-то от таких встреч что нужно? Сначала была хоть острота, а потом и она прошла. Тогда петля и гвоздь в стене. Вот и все.
Нина волновалась и была бледна, но говорила медленно и спокойно, а перед ним стояла Ирина в ту минуту, когда она откидывает голову и все старается хорошенько рассмотреть в зеркале голубоватую тепло-пульсирующую ямочку на горле.
— Она тебе говорила, что у меня не душа, а список с роли? — спросила Нина.
— Нет, не говорила.
Нина задумалась.
— За неделю до... до этого она наконец поссорилась со мной. Говорили о роли Кручининой в «Без вины виноватые», я сказала, что нам — актерам, художникам, писателям — одной личной жизни мало: она подведет — и куда ты тогда кинешься? Вот Кручинина только ведь потому и выдержала, что у нее была еще одна страсть, помимо любви. Я, конечно, говорила вообще, но Ирина вдруг подошла ко мне и сказала: «Вы говорили обо мне? Оставьте, мы никогда не поймем друг друга. Вы сделаны из другого теста, вам важнее играть, чем жить, и не ссылайтесь на меня — я просто неудачница — вот и все». Это единственный раз, когда она сказала о себе.