Первый акт — экспозиция. В ней становится ясно, как работает автомат. Объяснение записано на пластинку. Изобретатель сопровождает слова демонстрацией отдельных элементов автомата. Но этого мало. Когда Чарли Чаплина вставляют в этот автомат, объяснение повторяется. На этот раз вместе с Чарли. Теперь все полностью понятно любому дураку.
Это стремление к ясности не персональный стиль Чаплина. Ясность экспозиции — это принцип драмы. Вот что сказал об этом великий мастер самых сложных и таинственных действий кинематографа, один из трех гениев американского кино (имеется в виду, что двое других — Чаплин и Орсон Уэллс) Альфред Хичкок: «Быть ясным, постоянно уточнять все детали чрезвычайно важно». А Хичкоку вторит Франсуа Трюффо, тоже не последний человек в кино: «...важно максимально все упрощать.
Когда все всем стало ясно, действие перекатывается во второй акт проблем и усложнений. Неожиданно автомат искрит и дает сбои. Суп из тарелки выливается Чарли на грудь, выплескивает в лицо.
Початок кукурузы бешено вращается, грозя выбить все зубы. Салфетка, как взбесившаяся, начинает бить Чарли по лицу. Кульминация третьего акта — полная катастрофа испорченного автомата.
Что интересно — все детали этой деталь-системы: суп, кукуруза, салфетка — имеют три акта развития.
В развитии «деталь-системы» действует принцип: структура внутри структуры, внутри структуры. То есть все вместе работает в три акта, и каждый элемент имеет свои три акта развития.
Но рядом с автоматом показано нечто еще более оригинальное — огромный конвейер, где Чаплин не больше муравья в муравейнике. И этот конвейер тоже действует как деталь-система и развивает конфликт в три акта.
Вначале конвейер в серии забавных эпизодов экспонируется как система выжимания пота из рабочих.