Поначалу это небольшое приключение на лоне природы меня даже взбодрило: казалось, я нашел то, что искал. После трех или четырех проходок в обнимку с осыпающимся отвесным склоном скалы, по которому струилась мутная жижа, мое терпение стало иссякать. Руки и ноги начали трястись от непривычной нагрузки, пальцы сводила судорога. Несколько раз до нитки промокнув, а затем высохнув под холодным ветром, я не на шутку замерз. Иногда мне казалось, будто весь холм, покрытый желтой глиной и щебнем, ходит подо мной ходуном, уплывая из-под ног, как при замедленном оползне. После десятого участка бездорожья я забеспокоился. Прогулка, запланированная на час, длилась уже три часа, а конца моему приключению все не было видно. Несколько раз я поскальзывался и с трудом удерживал равновесие, цепляясь за скалу скрюченными пальцами трясущихся рук, чтобы не сорваться на камни с высоты сотен футов.

Наконец я добрался до холодной тенистой стороны горы, от которой откололся, свалившись в каньон, целый пласт породы. На пути оползня осталась наклонная площадка, усыпанная острыми валунами величиной с дом. Я не знал, повернуть ли мне назад или же попытаться преодолеть это препятствие, и принялся взвешивать оставшиеся силы с осторожной точностью первобытного инстинкта, который просыпается в человеке при встрече со смертельной опасностью. Глядя на солнце, заходящее за верхушки деревьев, я почувствовал, что угодил в ситуацию классической калифорнийской трагедии на лоне природы и рискую попасть в газетную колонку происшествий. Какой-то дурак забрался ночью в лес, упал в каньон и сломал себе шею или несколько дней бродил, пока не умер от голода, — такое случается постоянно. Неужели теперь моя очередь?

Мой активизировавшийся мозг подсчитал с точностью чуть ли не до калории, сколько энергии осталось в моем теле. Еды я взял с собой совсем немного — всего лишь пригоршню походной смеси, которую давно поглотил. Изюм и орехи моментально наполнили меня новыми силами, но вскоре я потратил их, пробираясь по опасному участку сланца. Грань, отделяющая жизнь от смерти, очень тонка. Я понимал, что с каждым шагом истощаю свой внутренний резерв, и уже представлял себе, как последние песчинки неумолимо бегут по горлышку стеклянных часов моей жизни.

Предстояло решить, куда идти: вперед или назад? Двигаться в прежнем направлении было рискованно, поскольку я не видел, продолжается ли дорога после завала, перейти который трудно, а обойти нельзя. Для преодоления этой преграды мне могло потребоваться столько же сил, сколько я уже потратил, или даже больше. К тому же существовала опасность, что, даже перебравшись через нагромождение камней, я не найду тропинку среди деревьев. К наступлению ночи я рисковал попасть в непроходимую чащу.