Праздник заканчивался торжественным хороводом всего села, во время которого женщины старались подержать еневу булю на руках^{791}.

Гадания на енев день бытовали в юго-восточной Болгарии и изредка в более северных районах восточной^{792}. В других местах, в том числе в небольших городах, аналогичные гадания устраивались на Новый год или Георгиев день, нередко с упрощенным или видоизмененным ритуалом. То, что наиболее полная форма гаданий сохранялась в районах, где они происходили в енев день, служит одним из аргументов в пользу их первоначальной привязанности к этому празднику. Очевидно, не случайно у старожильческих групп северной Болгарии (например, в районе г. Разграда) обряд гаданий, совершаемый в георгиев день, назывался еня, котелок для гаданий — тоже еня, девочка — основное действующее лицо гаданий — енева буля^{793}.

Следует отметить также, что гадания под песни в болгарской Фракии лишь заключительный этап многофункционального праздника енева буля, в котором мотив брачного благополучия переплетается с хозяйственной магией, что так характерно для древних верований. Это также говорит в пользу того, что первоначально обряд был приурочен именно к еневу дню. То, что магия плодородия совершалась в разгар жатвы, когда она уже практически не была нужна, заставляет предположить, что этот элемент праздника сформировался в иной природной среде и, вероятно, был хорошо известен славянам, пришедшим на Балканы. Однако форма гаданий, сходная с гаданиями греков, указывает на ее местное происхождение. Арнаудов считает обычай енева буля греческим заимствованием^{794}. Но скорее всего произошел синтез античной и славянской традиций с явным перевесом первой в форме ее проявления.

В целом в обрядности болгарского иванова дня обнаруживается присутствие славянских и балканских компонентов, наслоившихся на более древнюю общеевропейскую основу. Но время, когда произошел этот синтез, и пути, по которым происходили взаимовлияния, определить нелегко. Для понимания генезиса праздника большое значение имело бы, как нам думается, решение вопроса о смысловой связи енева дня с русальными праздниками, которую находит у восточных славян Б. А. Рыбаков, отмечая, кстати, и некоторое сходство восточнославянских обычаев с соответствующими болгарскими^{795}.

Боязнь пожаров на нивах во время жатвы и молотьбы в сухое и знойное болгарское лето выразилась в отношении к летнему огню как к злой силе, которой в самую страду посвящали специальные праздники. Это были день св. Павла 13(30) июля^{796} и три дня с 15 (28) по 17 (30) июля, называемые в северной Болгарии чурука, пърлига и св. Марина, в южной — люта, чурута и Марина огнена, а все вместе — горе´щници, гере´щи пра´зници, чу´рици. Локальное распространение на юге имел аналогичный по смыслу праздник ягус 19 июля (1 августа)^{797}.