Они молча питались по отдельности, как соседи, снимающие вместе жилье, потихоньку заходили на кухню и покидали ее, тщательно вытирая столешницы, споласкивая тарелки и оставляя как можно меньше следов своего пребывания там, словно это было одно из правил соревнований. Стэн, похоже, расправлялся с банками спагетти и печеной фасоли из кладовой. Джой питалась в основном тостами, иногда варила себе яйцо.
Она чувствовала себя хрупкой и уязвимой, неустойчивой, измученной и постоянно была на грани слез. Это напоминало состояние после рождения ребенка или расставания с любимым.
Как проводил дни Стэн, Джой не знала. Вроде бы он чем-то занимался в своем кабинете. Проходя мимо, она мельком замечала, как он, хмуро глядя сквозь очки в какие-то бумаги, перекладывал листы, хотя бог знает, что это были за бумаги. Документы о разводе? И почему она называет эту комнату его кабинетом? Когда дети были маленькими, они всегда говорили про нее: «Папин кабинет», хотя всеми делами их бизнеса занималась Джой.
И тем не менее они все сохраняли видимость того, что кабинет папин, раз он мужчина, и что бы он ни делал в связи с бизнесом, это автоматически считалось более важным и заслуживало предпочтения перед любым вкладом в него маленькой женщины.
Ругаться про себя – это стало ее новым и дающим удовлетворение достижением. В тридцать лет она пришла к заключению, что в жизни больше не случится никаких событий, которые сильно взволнуют ее, чувства притупились и стали мягкими, как кожа на лице старой женщины. Ярость собственных мыслей испугала и пробудила ее. Джой решила, что бранные слова никогда не прорвутся из мозга на язык, но кто знает.
Представьте, если бы дети услышали от нее подобные выражения. Это поразило бы их.
Джой проводила эксперимент. Она перестала звонить детям. Ей надоело слушать, с каким раздраженным нетерпением они отвечают. Ей надоело организовывать семейные встречи. Прошло уже семь дней, как она в последний раз говорила с кем-то из своих отпрысков. Она предполагала, что самые обязательные ее дети, Логан и/или Бруки, уже справились бы о матери, но нет.
Гипотеза: моим детям все равно.
Вывод: моим детям все равно.
Друзья тоже молчали, занятые своими делами. К Каро приехала из Копенгагена дочь с детьми. Из ее сада в окно Джой влетал ребячий смех. Зря Каро позволяет детям играть на улице в этом дыму. Две другие подруги впервые стали бабушками: у одной – внук, у другой – внучка. Джой послала им открытки: «Поздравляю с внуком/внучкой!» У нее в ящике была целая стопка таких, и каждый раз при получении радостной новости Джой мрачно выбирала карточку с правильным полом.