Имоджин заметила сидящего напротив нее Жака Сантоса. Затянутый в брендовые белые джинсы фотограф, а ныне и арт-директор толстого журнала, поднял свой «Никон» и принялся, как одержимый, снимать дефилирующих мимо него девушек. Имоджин заметила краем глаза, как задергались на своих постах в конце подиума охранники. А когда Жак вскочил и вскинул над головой камеру, намереваясь сфотографировать дефиле сверху, они принялись действовать. Идеально рассчитав время, чтобы не помешать моделям, два здоровенных парня подошли к французу с разных сторон и, прежде чем тот осознал, что происходит, выхватили камеру и скрутили ему руки за спиной. Ошеломленный Жак рухнул лицом вниз на подиум.
Тоненькая Бриджет, приятельница Имоджин, даже глазом не моргнула при виде живой преграды. Ее ноги, обутые в кожаные сапожки до самых бедер, хладнокровно перешагнули через лежащего мужчину, и она с грацией пантеры продолжила свой путь по подиуму, слегка вытягивая носки, как балерина. Охранник, держа в одной руке фотоаппарат, вздернул Жака на ноги, отряхнул и, жестом предложив ему сесть на место, извлек из «Никона» пленку. Вручив владельцу пустую камеру, он отбыл на свой пост.
Шоу шло своим чередом.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Имоджин не сразу узнала девушку, которая вертелась в ее кресле, фотографируя собственные ножки, обутые в лиловые балетки от Тори Берч. В одной руке кокетка держала бело-золотой айфон, а другой тянулась к туфелькам, растопырив перед камерой пальцы с коготками, наманикюренными тон в тон с туфлями.
Имоджин поправила прическу, заложив выбившиеся светлые прядки за уши, и слегка щелкнула каблучком, чтобы девушка, которая теперь надула губки, намереваясь сделать селфи, поняла, что уже не одна в кабинете главного редактора.
— Ой! — захваченная врасплох Ева Мортон, бывшая помощница госпожи Тейт, испуганно вздрогнула — айфон грохнулся на пол — и обернулась через плечо посмотреть, кто пришел. И увидела Имоджин. В хрипловатом голосе девушки прозвучала нотка удивления:
— Ты вернулась?
Жеребячьим скачком Ева за несколько секунд преодолела разделявшее обеих женщин расстояние и заключила Имоджин в объятия, что показалось той излишне фамильярным. Ева вообще выглядела как-то иначе. Ее каштановые кудри будто раскрутились, скорее всего вследствие какого-то ухода с кератином. Теперь блестящие, прямые, как хвоинки, волосы обрамляли безупречно накрашенное личико с каким-то новым, более симпатичным, чем помнилось Имоджин, носом.
Отчего это Ева сидит за столом главного редактора? За моим столом?