— Мы, наверное, ему денег должны дать, да? Как тут принято?

— Я не знаю, — тоже прошептала Маша.

— У меня бумажник в куртке остался, а Волкова сейчас дергать бесполезно.

— У меня есть пятьсот рублей, — вспомнила Маша. — Хватит?

Крестовский пожал плечами и знаком попросил Михаила вернуться.

Маша, чувствуя себя жутко неловко, полезла в сумку, но Крестовский сжал ее локоть и обратился к подошедшему мужчине, предварительно покосившись на все еще разговаривавшего по его телефону полицейского:

— Михаил, извините, мой бумажник сгорел в куртке…

Было видно, что заводить разговор о деньгах ему очень неловко.

— Беда, — покачал головой Михаил и крикнул: — Лид, барсетку мою принеси.

— Зачем? — раздалось в ответ.

— Неси, говорю, — повторил Михаил и, обернувшись к Крестовскому, добавил: — У меня там немного, но до города вам добраться хватит.

Крестовский ошарашенно посмотрел на Машу, потом на Михаила и замотал головой:

— Нет, вы не так поняли. Я про бумажник сказал, чтобы объяснить, что наличные сгорели, но если вы оставите номер карты, то я вам сегодня же переведу.

— Что переведешь? — очень спокойно спросил Михаил, но Маша как-то сразу поняла, что он разозлился.

— Деньги за помощь. Вы же рисковали и подтвердить про скотч согласились. — Конец фразы Крестовский пробормотал едва слышно, потому что, кажется, тоже понял, что совершил глупость.

— Дурак ты, пацан. Два метра вырос, а ума — с горошину.

Появившаяся рядом жена Михаила толкнула ему под локоть расстегнутую барсетку.

— Да не надо уже, — досадливо отмахнулся Михаил и развернулся, чтобы уйти.

— Извините, — пробормотал ему в спину Крестовский. — Я не…

— А вообще даже интересно, — обернувшись, произнес Михаил, — во сколько ты свою жизнь да жизнь той девочки оценил бы?