Стол, укрытый листопадом вырезанных страниц. У левого края на подставке разложена и закреплена книга. Экземпляр, уже прошедший вскрытие и вивисекцию. Почти всю стену занимает школьная доска. На ней развешаны страницы книг, будто запутавшиеся в паутине меловых линий. Стеллаж, забитый похудевшими томами, которым велики собственные обложки. Каждый лист набран разной гарнитурой, написан другим языком и рассказывает иную историю. Ветер перемен вырвал их у всех книг вселенско-вавилонской библиотеки и перетасовал.

На одной из полок лежит распухшая толстая тетрадь. Если убрать резинку, которой она перетянута, тетрадь выгнет спину как перепуганная кошка. В ней мелким и неразборчивым почерком вынужденного левши записаны краткие содержания и тезисы, список действующих лиц и используемая терминология, первая и последняя фраза реконструированной книги, восстановленной истории. Для еще незаконченных книг размечены возможные схемы развития сюжета, мысли, догадки и предположения.

Это работа книжника – восстановить перепутанные и смешанные истории. Вернуть каждой из них право быть рассказанной до конца.

Открыть книгу и взять нож. Разрезать нити, которые скрепляют тетради в книге. Потом разрезать листы по линии сгиба. Потом читать. И читать еще раз. Смотреть и искать, вспоминать и листать другие книги. Скорее всего, ничего не найдется и ничего не вспомнится. Страница отправится на доску, повиснет на магните, ожидая продолжения. Другая страница ляжет в стопку, рядом с будущими и прошлыми соседями. Понадобится время, чтобы она нашла свое место. Потом, по отдельным страницам, книга соберется целиком. История вернется в том виде, в каком она была до того, как все закончилось.

Книжник сядет за стол и начнет реконструкцию. Если внутренние поля достаточно широкие, он склеит листы в развороты – бумажная полоса между ними и мазок бумажного клея. Еще раз. Полоска бумаги и клей. Приставит листы друг к другу, проведет кистью и положит полоску бумаги. Потом еще раз клей. Развороты подсохнут и по ним можно будет пройтись утюгом. Потом нитка и иголка. Упираясь наперстком в иглу, он будет сшивать тетрадь. Потом еще одну и другую. После этого… уже не важно. Скучные подробности однообразной работы.

Можно спросить у книжника, в чем смысл этого. В чем идеология и последовательный метод такого занятия. Зачем возвращать историям право на рассказ, если все уже закончилось? Для чего и для кого эта работа? Отчасти ее питает надежда, что этот реконструированный вариант станет образцом, по которому книгу будут копировать. Но, скорее всего, она останется в единственном экземпляре. Может быть, сам книжник ответит, что его работа не направлена ни на что и ни на кого. У нее нет идеологии и метода. Он занимается этим лишь потому, что больше заняться нечем.