Я открыл, что Алла – моя сводная сестра. Лора выдохнула. Сообщила, что захватила зубную щетку, а еще… Тут она сделала игривую паузу, и я понял – а еще ночнушку.
Лора медленными движениями мыла посуду. Будто успокаивала себя. Я сказал, что постелю ей на веранде. Она пришла помогать. Я пошел стелить себе в кабинете. Лора пришла помочь заправить пододеяльник.
Меня сковывала сестра на втором этаже. Кажется, она это почувствовала. Позвала.
– Братик, не вздумай меня стесняться. Слышишь?
Я пожал ей руку, она задержала ее.
– Юра, давай попробуем найти Мишу.
Это было неожиданное предложение. Я не знал, что ответить. Сказывалось крайне неприятное воспоминание о мачехе Ольге. Хотя, подумал я сейчас, у этой мегеры вполне мог вырасти хороший сын. И этот сын, возможно, знает, что у него есть сестра и брат. И он, возможно, был бы совсем не против встретиться.
– У них своя семья. У нас будет своя, – добавила Алла.
Она еще не знала последней новости. Я не успел поделиться. Витя вдрызг разругался со Стасиком. Средний брат стал обращаться с младшим чересчур свысока. После ссоры Стасик удалил упоминание о Вите из своей биографии. Короче, их семьи больше нет. Но я не сказал сейчас об этом Алле. Мне не хотелось, чтобы это сообщение переросло в разговор. Я не мог задерживаться. Я сказал только, что мы еще обсудим идею найти брата Мишу.
Я вернулся к Лоре. Она стояла у окна, зябко обхватив себя за плечи. Была середина сентября, а я еще не включал отопление. Лора предложила согреться глинтвейном. В ее пакете оказалась бутылка сухого красного вина. У меня нашлись специи: корица и гвоздика. Анис мы накапали из рыболовного пузырька.
Я разжег камин. Когда от глинтвейна поднялся парок, я позвал Аллу. Усадил обеих в кресла, укутал пледами, подал бокалы. Им было хорошо. А мне было хорошо оттого, что им хорошо. Я продолжил разговор с Аллой. У каждого своя правда, густо замешанная на себялюбии и эгоизме. И это естественно. Так уж мы строены. Но есть еще правда самой жизни, свободная от страстей и пристрастий. Она и есть настоящая правда. А как сказано у Василия Розанова, правда выше солнца, выше неба, выше Бога: ибо если и Бог начинался бы не с правды – он не Бог, и небо – трясина, и солнце – медная посуда.
Когда говоришь, то чаще всего не так важно, что говоришь. Важно, как на тебя при этом смотрят. У Аллы был взгляд все понимающей, настрадавшейся женщины. У Лоры были глаза женщины, которая умеет добиваться своего. Они были нужны мне, а я – им. Это было намного больше того, чего я мог еще ожидать от жизни.