— Вот видишь, Саша, — сказала Татьяна Федоровна, — один только порядочный человек нашелся, да и тот москвич.
— Они, Тася, не виноваты, — сказал Скрябин. — Бывают нации музыкальные, например русские, евреи, итальянцы, и немузыкальные, как англичане.
— Нет, отвратительная страна, — настаивала Татьяна Федоровна.
— А что, Бельгия разве лучше? — сказал Скрябин. — Такое же мещанство и такое же малое, понимание... Европа теперь будет все равно угасать, такова ее роль, а Америка еще имеет шансы развиться в будущем.
— В Бельгии есть мораль, — сказала Марья Александровна. — Там мужчина никогда б не потерпел незаконного сожительства с любимой женщиной.
Наступило неловкое молчание.
— Я, пожалуй, пойду спать, — сказала Татьяна Федоровна. — Вы извините, разболелась голова.
Она попрощалась и ушла. Марья Александровна пошла за ней следом.
— Пойдемте, выпьем пива, — сказал Скрябин. — Сюда поблизости, в «Прагу»...
Они вошли в ресторан и заняли место у лестницы в уголке.
— Если б вы знали, — сказал печально Скрябин, — как много нервов у меня берут эти скандалы. Они ведь не так редки, ведь это систематически, несколько раз в год эта история... Это страшная проза жизненная, которую я так ненавижу.
Помолчали.
— Зачем она играет мои вещи, — сказал Скрябин, — кто ее просит... Ведь это неспроста... Она нарочно играет, чтобы позлить и изобразить оскорбленную справедливость.
— Но ведь вы не можете запретить кому бы то ни было играть свои вещи, — сказал Леонтий Михайлович.
— К сожалению... Но некоторым не следовало бы прикасаться к ним. Ведь она ужасно их играет... И заметьте, она, которая так ненавидела мои последние сочинения, теперь их играет... У меня теперь два таких экземпляра, которые выставляют благородство за мой счет... Она и Кусевицкий... Тот тоже меня исполняет.
— А скажите, — разлив пиво Шитта из кувшинчиков, спросил Леонтий Михайлович, — как же вы так ошиблись в первом своем семейном выборе?
Скрябин засмеялся.
— Вы знаете, что тогда у меня были очень странные убеждения... Я был ницшеанец, светский лев, роковая личность... Ах, какие цветные жилеты я тогда носил, — сказал он с мечтательной улыбкой, — я был совсем юный щенок, и почему-то мне казалось, что в некоторый момент молодому человеку надо непременно жениться... Конечно, я Веру нисколько не любил... Но уж теперь я решил твердо пресечь все штучки с ее стороны... Ведь, поймите, она все еще надеется.
Он помолчал как-то вдруг растерянно.