Светлый фон

Когда мы пытаемся изучить эту обратную связь, главным феноменом становится мораль. Я попытался это показать в главе 1 (см. также Sober and Wilson 1998; Boehm 1999). Это важный результат, поскольку в прошлом мораль и эволюция в наших представлениях обитали на разных полюсах. Сейчас все видится иначе: в мире науки признают, что они должны изучаться вместе и что даже с чисто биологических позиций мораль входит в понятие «быть человеком». Вот одно словарное определение морали: подчинение правилам надлежащего поведения. Оно точно характеризует ее глубинную связь с теорией многоуровневого отбора. Подчинение устраняет определенные виды фенотипической изменчивости внутри групп – независимо от того, какая наследственная изменчивость может наблюдаться. Модели поведения, которые считаются правильными, определены не генами – они зависят от психологических и культурных процессов, находящихся в процессе развития. Повторим еще раз: некоторые психологические процессы могут определяться генами – но это вовсе не значит, будто так определяются и поведенческие модели. Сама суть верного поведения способна к дальнейшему развитию, и это означает, что фенотипическая изменчивость между группами будет существовать, даже если она снизится внутри групп по причине того, что людей заставят подчиняться правилам. По самой своей природе мораль смещает баланс между уровнями отбора в пользу отбора группового (Boehm 1999).

В социальных науках сочинили немало сценариев, посвященных тому, как жили и мыслили наши предки до появления цивилизации. Руссо воображал благородного дикаря, испорченного обществом. Гоббс – жестокого дикаря, которого общество должно приручить. Фрейд – виновного дикаря, совершившего отцеубийство, неким образом запечатленное в коллективной памяти. Экономисты воображают эгоистичного дикаря, который становится цивилизованным только благодаря корысти; иногда его даже называют Homo economicus – Человек экономический. Но стоит спросить: зачем нам эти мифы о происхождении, если фактических оснований у них не больше, чем у истории про Эдемский сад? Полагаю, что в системах верований, благодаря которым эти мифы создаются и поддерживаются, сами мифы играют практическую роль – почти как искаженные версии исторической хроники в четырех Евангелиях. В любом случае мы стоим перед возможностью заменить эти мифы о происхождении на более достоверную картину того, как жили и о чем думали наши предки. Конечно, придется потрудиться, чтобы усовершенствовать наши представления об охраняемом эгалитаризме и о врожденной психологии, которая его поддерживает. Но даже черновые наброски этой идеи могут стать отправной точкой для изучения всех современных социальных институтов, как религиозных, так и иных (Bowles and Gintis 1998).