— Ты хочешь знать, — заговорила она басом, — кто именно меня проклял? Не спрашивай. Темные тайны вампиров не сделают тебя счастливой, милое дитя. Твой чистый и светлый ум не вместит ужаса этой ледяной ночи… Нет, тебе не следует знать…

Реплики соблазняемого создания никто не озвучивал, но они были предельно понятны и так.

Я услышал тихий скрежет. А потом заметил, что пол пришел в движение. Он начал опускаться — и мы вместе с ним. Кровать, однако, оставалась на месте.

Софи, как и положено соблазнителю, сохраняла спокойствие и улыбалась.

— Не бойся, дитя, — пробасила она. — Мы еще не на дне ада… Пока…

— Он что, действительно это говорил? — спросил я.

— Угу. Изверг, конечно.

Шахта, в которую мы погружались под клацанье невидимых шестерен, делалась все глубже. То, что было раньше плитами пола, оказалось плоскими верхушками четырехугольных колонн. Кровать-крокодил теперь нависала над нами — казалось, мы смотрим снизу на огромную морду древней рептилии. Плиты пола образовали что-то вроде ведущей вверх лестницы — по ней еще можно было вернуться к бархатным зубам.

Софи поглядела на часы.

— Пропасть… — сказала она басом. — О, если бы я мог просто забыться навек в этой бездне… Но мне уготовано иное…

Прошла еще пара секунд, потом что-то булькнуло, и на самой низкой плите пола стала собираться темная лужа. Жидкость быстро поднималась — и скоро затопила несколько плит. Она была красной. Темно-красной.

— Зачем он это придумал? — спросил я.

— Дракула говорил, что его унижает необходимость предкоитальной лжи. И старался свести к минимуму все, как он выражался, лицемерные мелодрамы.

— Вот таким образом? — спросил я, кивнув на красную лужу, постепенно поднимающуюся к нашим ногам. — А не слишком хлопотно?

— Если ради одного случая, да. Но у него все было поставлено на поток. Он эксплуатировал созданный им романтический ореол многие десятилетия. Если не века. Его итальянские и греческие приключения когда-то вдохновили Джона Полидори на первый значимый образ сексуально активного вампира-аристократа. Многие сегодня понимают это как аллегорию британского колониализма, но действительность куда проще…

Я вспомнил стихи из школы. Это был один из тех редких случаев, когда я твердо знал, кто написал запомнившиеся мне строчки.

— «Британской музы небылицы тревожат сон отроковицы. И стал теперь ее кумир или задумчивый вампир, или…» Кто-то там еще, — сказал я. — Пушкин.

— Вот видишь, даже до ваших сугробов докатилось. Дракула старался не отходить от образа без крайней нужды. Плащ с красной изнанкой, накладные, извиняюсь за выражение, клыки — все это ввел в моду именно он. Цинично, конечно. Однако работало лучше, чем все сегодняшние методики пикапа.