Румянцевский музей и библиотеку активно посещали жители и гости Москвы. Память об одном посетителе по фамилии Ульянов была увековечена на здании со стороны все той же Знаменки. Только Знаменка тогда уже назвалась улицей Фрунзе, а господин Ульянов – товарищем Лениным. И товарищу Ленину, и другим его товарищам Румянцевский музей показался лишним: его собрание раздали по разным музеям, а библиотеку оставили, только переименовали в Ленинскую – в январе 1924-го, после кончины Ленина, но до похорон. Баженовский шедевр потихоньку безобразили – снесли ограду, «рифмующуюся» с колоннами портика, на главный фасад пришлепнули герб с серпом и молотом, снаружи воздвигли лестницу, которой в баженовском замысле и духу не было. И наоборот, лестницы и стенки работы великого мастера внутри извели практически на нет. Последний удар нанесла станция «Боровицкая», вырытая под Ваганьковским холмом: холм поехал, и Пашков дворец вместе с ним. Двадцать лет после этого тут царила мерзость запустения и реставрационные работы, настолько вялые, что дом чудом дожил до их окончания. Теперь Пашков дом вновь царит и парит над холмом, утверждая красоту и талант, неподвластные времени и глупости.
Паспортная система Нам Парето – не указ
Паспортная система
Прописку, чтоб вы знали, ввели в нашей стране в приснопамятном 1932 году. Ну, просто чувствовал лучший друг чиновников товарищ Сталин, к чему приведут коллективизация и индустриализация. Они привели, и довольно быстро: жить в Стране Советов (и то с трудом) можно было в одном только городе, и он назывался Москва. В связи с этим переезд в Москву на постоянное место жительства максимально затруднили: многие еще живо помнят, что в столицу можно было приехать жить тремя путями: поступить учиться и остаться в аспирантуре, наняться на работу по лимиту – то есть на самые грязные и вредные производства, игнорируемые москвичами, или фиктивно жениться. Последний способ был распространен особенно широко. Таким образом, все препоны были напрасны: как во всем беспаспортном мире расселение людей по городам описывается так называемым распределением Парето, так и у нас – им же, родимым, и институт прописки на это не влияет. Но нам классово чуждый социолог Вильфредо Парето не указ, и мы все время пытаемся идти своим путем. И никого не смущает, что, в точности по выражению известного журналиста Акрама Муртазаева, мы все время идем этим путем к такой-то матери.
Пате Инвесторы-интервенты
Пате