Светлый фон

Прошла-прошумела революция, рынок загнали с видного места во дворы, а потом и вовсе закрыли. А башне припомнили ее водонапорное прошлое и перенесли в нее из Крестовских водонапорных же башен Музей московского городского хозяйства, уже к тому времени – в духе идей коллективизма – переименованный в Коммунальный музей. Хорошо еще вместе с названием завмузеем не сменили – им с 1913 года был известный московский историк и краевед Петр Васильевич Сытин.

Для дела построена была башня, делом всю жизнь была занята и по совместительству Москву украшала. Да только решили вдруг в 1934 году, что она – транспорту помеха. И хоть, повторяем, здания к тому времени в Москве передвигали лихо, башне вынесли смертный приговор. Попытались было ретивые защитники башни его обжаловать, но быстренько получили от товарища Сталина ярлык «слепых и бесперспективных». Великий вождь выразил уверенность, что «советские люди смогут создать более величественные образцы архитектурного творчества, чем Сухарева башня».

Они и создали. Прямо тут же. После сноса Сухаревой башни на ее месте установили Доску почета лучших колхозников. Обе Сухаревские площади, Большая и Малая, немедленно стали называться Колхозными. И только Садовую-Сухаревскую улицу не переименовали: видимо, Садовая-Колхозная даже для большевистского уха – перебор.

Странноприимный дом Памятник Прасковье Жемчуговой

Странноприимный дом

Памятник Прасковье Жемчуговой

Памятник Прасковье Жемчуговой

Не забыли еще крепостную актрису Парашу Ковалеву-Жемчугову, ставшую графиней Шереметевой? В главе про нее мы сказали, что стоит ей в Москве памятник – Странноприимный дом – и обещали про дом этот рассказать. Слово держим.

Здание Елизвой Назаров с крепостными шереметевскими архитекторами начали строить в 1794 году, когда Прасковья, уже полюбившаяся графу Николаю Петровичу Шереметеву и, надо думать, полюбившая его, все еще оставалась крепостной своего… ну, не знаем, как точнее сказать… мужа. Здание с полукруглым парадным двором, с далеко вынесенными крыльями было бы в любом случае великолепным. Но когда после смерти уже графини Шереметевой в 1803 году неутешный вдовец (выполняя волю своей любимой), решил передать здание под больницу и богадельню и заказал Джакомо Кваренги превратить здание в мемориал Прасковьи, то получился настоящий шедевр классицизма.

Больница и богадельня открылись в 1810 году с именного соизволения Александра I (кстати, давшего Шереметеву разрешение на столь необычный брак). 50 человек в больнице и 100 обоего пола в богадельне могли бесплатно (то есть за счет Шереметева) поправлять свое здоровье. Принимали туда без различия пола и звания, единственным исключением (довольно странным, помня о прошлом Жемчуговой) были крепостные (хотя и вправду: как от барина да в богадельню?). Даже французы в 1812 году использовали Шереметевскую больницу (второе название Странноприимного дома) как госпиталь – такая удачная она получилась. До 1917 года больница продолжала финансироваться из доходов семьи Шереметевых. Как здание продержалось до 1919 года, когда в нем организовали первую Московскую скорую помощь – непонятно. Систему же скорой помощи советская власть считала своим достижением (надо же было чем-то, кроме бесплатности, гордиться) и пыталась по мере своего разумения развивать. Так и появился в стенах Странноприимного дома (а позже и прирос новыми корпусами на его задворках) Институт скорой помощи имени Н.В. Склифосовского. Склифосовский, конечно, великий врач, и скорая помощь – хорошее дело, но про чету Шереметевых зачем забывать?